Другая сторона озера

Stepart

Димыч повернулся ко мне и подмигнул.

Я растерянно представился и уставился на Димыча. Тот задорно улыбнулся и сказал, что пойдет загонит снегоход в гараж, а Наташа тем временем покажет мне дом. И быстро исчез за дверью.

Наташа тоже заулыбалась и предложила помочь стянуть мои сапоги.

Предложение мне показалось несуразным и ввело в полное замешательство. Ощутив, как к щекам от смущения прилила кровь, я пробормотал, что это глупости, и начал стаскивать зимние сапоги сам.

Наташа тем временем уже исчезла где-то в гостиной. Я слышал только ее голос. Она рассказывала о том, что по радио, сигнал которого утром пробивался неплохо, в ближайшие дни обещали еще

больше снега и усиление ветра. Значит, наверное, будет жуткая метель, которая опять занесет все на свете, и бедному Димычу снова придется накатывать дорогу снегоходом. Хотя оно, может, и хорошо, что не будет залетных пьяных охотников из Твери. А то в прошлые новогодние праздники неподалеку двое утонули на снегоходе, и тут была шумиха.

Вспомнилось, что и вправду уже очень скоро наступит Новый год. Как-то совсем об этом позабыл.

Я не любил этот праздник и проводил его где-то далеко от знакомых, обычно там, где ему не придавали такого значения, как на родине. Вот и сейчас мысли о Новом годе потянули вереницу неприятных воспоминаний.

Появилась Наташа с подносиком, на котором стояла серебряная рюмочка с какой-то розовой настойкой и плошечка с миниатюрными огурчиками. «Эка их Олег Алексеевич воспитал», – пронеслось в голове.

Отказываться я не стал и махом опрокинул увесистую рюмку. После чего закусил и, поблагодарив за радушный прием, прошел в зал. В камине горел огонь, рядом стоял большой, накрытый дубовый стол. За спиной послышался голос Наташи, прошедшей в зал через дверь из кухни:

– Может, вам плед дать? Отогреетесь с дороги у камина.

– Эх, разбалуете вы меня. Да и стол еще такой накрыли.

Наташа засмеялась, прикрыв лицо.

– Да что вы. Это скромно. Что успела. Завтра будет хороший стол, отметим ваш приезд как полагается. Но есть сюрприз и сегодня, муж наловил рыбки. Как не пьет, так польза хоть какая-то от него. Он не пьет до Нового года, чтобы со всеми встретить по-человечески, а то они с Вадиком, электриком, как дел нет, так нагонят канистру и сидят в корпусе безвылазно по неделе. И так каждый месяц, как в командировку. Вахтовики чертовы.

Наташа негромко, но раскатисто засмеялась и пошла в сторону кухонной зоны, а я стал неспешно осматривать дом, прихватив со стола мандарин, и думать о том, как некоторым забулдыгам-электрикам иногда везет с женами. Пьет по неделе, а жена-красавица хохочет. И говорит о его пьянстве так легко и даже с теплотой.

Отделка дома была сплошь из дерева и камня. Множество книжных полок украшали старые книги. К моему облегчению, на стенах не было ненавистных мне охотничьих трофеев, кои я часто встречал в подобных домиках. Зато было много замысловатых старых вещичек. Тут были и поделки из редких сортов дерева, и игральные кости, и какие-то старинные железные приборы наподобие барометров и весов необычной конструкции. Вещи стояли на дубовых полках и различного рода комодах и тумбах.

Дойдя до конца каминного зала, я уперся в резные распашные двери, в щель между ними тянуло холодом. Приоткрыв створку двери, я увидел что-то наподобие оранжереи с окнами в пол и множеством малознакомых мне растений в огромных горшках. У окна стояли две продолговатые деревянные кадки высотой с метр или чуть больше. На них имелись слив и краны для подачи воды. Я бесцеремонно вошел в оранжерею и обнаружил за буйно заросшей каким-то кустом клумбой барную стойку и мягкие кресла, из которых, скорее всего, открывался вид на озеро. Недолго раздумывая, я плюхнулся в одно из кресел и уставился в темноту за окнами. В свете, падающем через окна, кружились снежинки, метель подвывала. Закрыв глаза, я вытянул ноги и запрокинул голову. Порелаксировать

удалось недолго. Скрипнули створки распашной двери, и послышался бодрый голос Димыча:

– Ну что, тут бы и Тютчев спился. Скажи, какое место, а?

– Да уж тут бы и Хемингуэй не отказался, – пробормотал я, разлепляя глаза.

Димыч успел переодеться в спортивный костюм, а в руках у него была корзинка с фруктами и бутылка.

– Если хочешь, и виски, и водка, и вино, и коньяк есть. Затарил все как надо.

Я отрицательно покачал головой:

– На переправе коней не меняю. Давай уж сегодня самогон твой попьем.

Димыч принялся накрывать на металлический столик между двумя бархатными креслами, в которых мы расположились.

– Это вообще-то настойка. Просто травы такие, что сразу и не поймешь.

– Да даже лучше, если травы. Димыч, а ничего, что мы так тут по-свойски всем пользуемся?

– Да вы же друг Олега Алексеевича. К тому же партнер. Вы же знаете, какой он человек, он бы с меня три шкуры спустил, если бы вам тут было неуютно. Он так и сказал, если честно.

– Что-то мы опять на вы.

Димыч засмеялся.

– Наверное, потому, что про Олега Алексеевича вспомнили. Да что там говорить, он вот в этих самых купелях, – Димыч указал на деревянные кадки у окна, – Витька с Вадиком заставлял париться. Олег Алексеевич тогда сильно напился ночью, а когда я ушел спать, под утро один поехал на лося. Свалился на снегоходе с крутого берега и подвернул ногу. Не заметил засыпанный край обрыва, даром что тут столько времени провел. Так и просидел до вечера, пока Вадик с Витькой его не нашли. Упал несильно, но снегоход поломал и ногу подвернул, идти не мог. Ребята на лыжах весь день бегали, его искали. След снегохода замело. Я с больной спиной тогда был, дома ждал. Как вернули его, он целый час сидел у камина и коньяк пил. Как напился, стал говорить, что спасли его от леших, и он это не забудет. В общем, поил нас пару дней. И сказал, что дом в нашем распоряжении, когда его нет. Я думал, утром протрезвеет и забудет— а нет. Сказал мне, чтобы если кому что в нашей «Искре» понадобится, то всем помогать. И еду, и выпивку и все что понадобится велел всем возить. Никто расположением таким не злоупотребляет, но если праздник какой-то, в доме собираемся. Олег Алексеевич на этот счет особо распорядился. Сказал, что все мы, кто в этом забытом Богом селе живет, должны друг друга держаться. Даже подчеркнул мне в календаре дни, по которым мы должны собираться и отмечать совместно праздники. Так-то.

– А он эксцентричней, чем я думал. И что же это за дни? Первомай и день Конституции? – съехидничал я.

– Наша конституция и Первомай никак не вяжутся вместе. Нет, там другие даты. Вот одна из них завтра.

Я раскрыл успевшие опять слипнуться глаза:

– А что завтра за праздник такой? Я не припомню.

Димыч раздосадованно развел руками.

– А я думал, ты такие вещи знаешь. Зимнее солнцестояние. Мы его празднуем.

Димыч ехидно улыбнулся.

Вздохнув, я потянулся и положил на стол мандариновые корки, начавшие преть в кулаке, и чуть не опрокинул стопки.

– Димыч, да почему же я должен это знать?

– Ну как же. Сам же вчера за все ученое вещал.

Усевшись на край кресла, я взял стопку и устало посмотрел на Димыча:

– Ну, я же совсем не о том говорил. Да и при чем тут праздники, это социальная обязаловка.

Димыч тоже взял стопку и нарочито простецким тоном сказал:

– Нет, вы уж, батенька, давайте-ка гните свою линию. Вы ученый, я простак. И солнцестояние как раз имеет смысл, в отличие от Нового года.

Выпив и закусив несколькими виноградинами, я ответил: