Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие
Шрифт:
7. Петербургский литератор. С 1839 г. начинается сотрудничество с журналом Краевского «Отечественные записки». Лермонтов печатается в каждом номере. Выходят «Герой нашего времени», многие стихотворения. Появляются сборники стихов. В Петербурге в это время сложился оппозиционный «Кружок Шестнадцати», состоявший из университетской молодежи и кавказских офицеров. Лермонтов был душой этого кружка. Два больших произведения закончены в это время, но их невозможно напечатать — это «Сашка» и «Демон»: они противоречат религиозным догмам.
8.
3. Маёшка косолапый
Есть много прижизненных портретов Лермонтова. Все они льстят поэту. В нашем воображении он всегда романтически красив, с тонкими усиками и большими глазами. Особенно красив он на автопортрете. Его современник К. А Бороздин заметил:
«Сколько я ни видал потом его портретов, ни один не имел с ним ни малейшего сходства, все они писаны были на память, и потому не удалось передать живьем его физиономии… Но из всех портретов Лермонтова приложенный к изданию с биографическим очерком Пыпина самый неудачный. Поэт представлен тут красавцем с какими-то колечками волос на висках и с большими вдумчивыми глазами, в действительности же он был, как его метко прозвали товарищи по школе, «Маёшка», то есть безобразен» (Г и К, 1998: 383–384).
М. Ю. Лермонтов в группе офицеров на привале при Темир-Хан-Шуры в 1840 г.
Рисунок из альбома князя Урусова
— Скажите на милость, — спрашивал Синицына, соученика поэта, Бурнашев, — почему юнкера прозвали Лермонтова Майешкой? Что за причина этого собрике (прозвища)?
— Очень простая, — отвечал Синицын. — Дело в том, что Лермонтов немного кривоног благодаря удару, полученному им в манеже от раздразненной им лошади еще в первый год его нахождения в школе, да к тому же и порядком, как вы могли заметить, сутуловат и неуклюж, особенно для гвардейского гусара. Вы знаете, что, французы, бог знает почему, всех горбунов зовут Mayeux…; так вот «Майошка косолапый» уменьшительное французского Mayeux (ГиК 1998: 82).
Бороздин, критиковавший лермонтовские портреты, описывает его так:
«Огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое, оканчивающееся узким подбородком, угрястое и желтоватое, нос вздернутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики и волосы на голове, коротко остриженные. Но зато глаза!.. Я таких глаз после никогда не видал. То были скорее длинные щели, а не глаза!., и щели, полные злости и ума» (ГиК 1998: 383).
И. С. Тургенев в своей молодости встретил его на балу и потом вспоминал: «Вся
Когда его послали ординарцем к великому князю, принимавший казак, по воспоминаниям другого юнкера, «долго смотрел на Лермонтова (а он был мал, маленького роста и ноги колесом), покачал головою, подумал и сказал: «Неужто лучше этого урода не нашли кого в ординарцы посылать?» (ГиК 1998: 383).
Вера Бухарина, навестившая его с мужем в госпитале в 1832 г., описывает 18-летнего подпрапорщика так: «Должна признаться, он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно…. Он был желчным и нервным и имел вид злого ребенка, избалованного, наполненного собой, упрямого и неприятного до последней степени» (Андроников 1977: 189).
Причину его озлобленности и одиночества среди шумных затей угадала В. И. Анненкова, его дальняя родственница, отведя основную роль в этом его внешности: «У него было болезненное самолюбие, которое причиняло ему живейшие страдания. Я думаю, что он не мог успокоиться оттого, что не был красив, пленителен, элегантен. Это составляло его несчастие. Душа поэта плохо чувствовала себя в небольшой коренастой фигуре карлика» (ГиК 1998: 391).
4. Психологический портрет
Исходя из его юношеской и зрелой поэзии, все критики единодушно отмечают необыкновенную тонкость его натуры, благородство идей и сложность эмоций, его изумительное чувство красоты, душевность и мечтательность. И это, несомненно, верно. Но верно лишь отчасти. Мы знаем, что реальные творцы очень часто весьма далеки от своего лирического героя, от того образа, в котором они выступают перед читателем. Достоевский в жизни был желчным и мелочным эпилептоидным психопатом, изводившим близких, Некрасов — гулякой и картежником, Тургенев — любителем похабщины.
Лермонтов, несомненно, был человеком тяжелым и неприятным для большинства встречных. Он был злым и даже жестоким, причем с детства таким. Как вспоминает И. А. Арсеньев, «этот внучек-баловень, пользуясь безграничной любовью своей бабушки, с малых лет уже превращался в домашнего тирана. Не хотел никого слушаться, трунил над всеми…» (ГиК 1998: 48). Питомец своей деспотичной бабушки, ездившей на коляске, в которую были впряжены ее крепостные (она боялась лошадей), он был предельно избалован и своеволен.
Висковатов и Соловьев обращают внимание на лермонтовскую заготовку для «Маскарада», описывающую детство Арбенина, явно на автобиографической основе:
«он семи лет мог прикрикнуть на непослушного лакея. Приняв гордый вид, он умел с презрением улыбнуться на низкую лесть толстой ключницы. Между тем природная всем склонность к разрушению развивалась в нем необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки.
Он с истинным удовольствием давил несчастную муху и радовался, когда брошенный камень сбивал с ног бедную курицу» (Гик 1998: 41–42).