Другая страна(полная сборка)
Шрифт:
Слухи в наших местах расходятся быстро. Догадаться, кто это сделал, было совсем не сложно. Меня стали бояться и перешептываться за спиной. Поэтому, когда я пошел в армию, все обрадовались. Проблема решилась сама собой. Собственно, я мог заняться чем угодно — купить дом, учиться, открыть свое дело, или вообще ничего не делать. Отец постоянно переводил в израильский банк деньги, и теперь я был единственным наследником очень приличной суммы. Но я хотел защищать свою страну от подобных ублюдков, приходящих по ночам. Я был, наверное, сильно заморожен эмоционально. Смерти все боятся, а я не боялся ее тогда абсолютно. Все сражаются,
В сентябре 1941г, когда я уже был командиром взвода в оккупированном сирийском Алеппо, мне неожиданно сообщили что нужно явиться в штаб-квартиру армейской группировки. Знаешь, это было очень странно. Вины какой-то за мной не было, награждать тоже вроде не за что. Командир батальона — это мой потолок общения с начальством. Так что находился я в связи с вызовом в изрядном удивлении.
— Послушай, лейтенант Шем-Тов, — сказал человек, сидевший в кабинете. Мы хотим поручить вам очень ответственное и опасное задание.
— О чем идет речь, — спросил я.
— Ты родился в Ливане, хорошо знаешь арабский язык и понимаешь арабскую ментальность. Ты ведь знаешь, что произошло в Ираке совсем недавно... Когда там произошел пронацистский переворот, 1 июня 1941г, в шабат, состоялся фархуд — погром, в котором было убито 135 мужчин, женщин и детей. Теперь там стоят англичане и очень неохотно реагируют на наши попытки помочь иракской еврейской общине. Армию вообще допускать в страну не желают, ни при каких условиях. Местные власти преследуют людей за одно высказанное желание уехать в Израиль. Мы хотим отправить туда тебя для помощи.
— Но я не иракец, а ливанец, — попытался возразить я, — даже диалект разный, мне не удастся никогда выдать себя за местного.
— К сожалению, у нас не настолько большой выбор, как ты думаешь. Одни не подходят по личным качествам, другие не хотят. В стране вообще не много людей со свободным арабским языком, к которым мы можем обратиться и их тут же не узнают на улицах Багдада, а наличие ливанского паспорта может являться преимуществом для арабских чиновников. Это не израильский документ.
Я вспомнил свою семью и подумал, что могу помочь другим. — Да! — выпалил я. — Я готов ехать!
Так я попал в разведку. Не было никаких курсов подготовки и специальной тренировки. Моей задачей не было заниматься шпионажем. Только сбор информации, обучение людей обращаться с оружием и, самое главное, переправка людей через границы в Израиль. На самом деле, все должно было быть наоборот, оружие и информация на первом месте, помощь в эмиграции — на последнем. Но решал я, на месте, что важнее и что нет. В военном смысле для Израиля не было особого смысла что-то узнавать. Ни особых секретов, ни тайных армий. Ирак был оккупирован англичанами и, хотя существовало правительство, без британцев они все равно шагу ступить не могли. С другой стороны, открытые контакты с союзниками мне прямо запрещались. Они вовсе не были заинтересованы портить себе жизнь, ссорясь с арабами из-за евреев.
Две недели до отъезда я читал бесконечные сводки и телеграммы с радиограммами, как свободного доступа, так и секретные. Со временем я понял, что картина общинной жизни в Ираке ничем не отличалась от Ливана и даже
Менахем Цалах Даниэль один из руководителей иракской общины, заявил: «Каждый иракский еврей должен проявить безупречную верность своей стране». Ничего не напоминает? Так говорят все еврейские лидеры всех общин, до тех пор, пока их не начинают бить Гитлер или Нури Саид — это не важно. Пока этого не происходит, страх потерять нажитое добро и надежда на то, что несчастье — всего лишь очередная волна, которая обязательно схлынет, приводит к тому, что они все время оттягивают время исхода, пока не становится поздно, и лишаются не только имущества, но нередко и жизни.
Бедным ничуть не лучше. Они тоже привыкли к определенной жизни и бояться ее менять, но еще и не имеют возможности уехать, потому что живут на заработанное и лишних денег у них нет. В стране жило почти сто тридцать тысяч евреев и только дурак может подумать, что каждый имел деньги или стремился в Израиль.
Моя задача была создать и обучить людей, которые смогут дать отпор, в случае нового погрома, и помочь уехать, а по возможности уговорить отправиться в Израиль. Неплохая работенка? Особенно, если учесть, что деньги, получаемые мной, были мизерные. Оружие можно было получить по нашим каналам, но его же нужно еще привести и где-то хранить.
И ведь я справился! — с гордостью сказал Омер. — Я сумел наладить отношения и с основными лидерами общины, и с полуподпольной организацией, переправляющей людей через границу, и с большинством богатых предпринимателей.
Та еще работенка была... Налаживать нелегальные дороги через Сирию, иногда Ливан и Иорданию, в Израиль. Платить контрабандистам, пограничникам, чиновникам, а денег хотели все. Бесконечно встречаться с руководителями общины и вырабатывать какой-то общий путь и чтоб иракские власти не раздражать, и чтоб они не мешали. Общаться с местными большими людьми и договариваться с ними.
Встречаюсь, к примеру, с местными столпами общества. Адас (продажа автомобилей и страховок), Реджуан (продажа чая), Хаим Нетаниэль (перевозки) Кадури Авудей Зальха (ссуды и обмен денег, Истерн банк) Кадури Эзра и Меир Леви (продажа автомобилей), братья Шемеш (продажа чая), Цион Шломо Абуди (обмен денег), Шафик Адас (финансист, связи в высшем обществе), Стэнли Шаашуа и Салам Шимон (торговцы). Такие люди имеют за спиной земли, дома, заводы, золото, драгоценности. И они хотят все это сохранить. За перевод денег в Англию брали 10%. Хозяева хотели перевести их в Израиль. Они согласны на такой же процент, но какой им смысл платить больше? Но я-то не могу обещать такое, не моя компетенция, ко всему прочему связь по единственной рации, и желательно ее не засветить. Военное время — живо угодишь на виселицу за шпионаж. Начинаются переговоры с Тель Авивом. Там сидят большие умники, которые хотят и деньги получить, и лишнего не дать. Ну, сам знаешь, обычное дело, когда они там считают, что лучше знают, чем на месте видно.