Другая страна(полная сборка)
Шрифт:
Что ты пьешь, — без перехода поинтересовалась она. Водку? А мне можно попробовать? — и забрала стакан. — А что ты здесь делаешь? Это ведь израильская форма, теперь я рассмотрела.
— Служу, — тупо ответил я. — В Пограничной охране.
— Как интересно, — обрадовалась она. — А я все в штабе сижу, бумажки всякие перевожу. Она обиженно надула губы. — Доклады всякие, справки. Надоело читать, как начальник египетского генерального штаба продает секреты немцам, как весь Каир готовит торжественную встречу своему освободителю Роммелю, как иракцы переходят на сторону немцев, а сирийцы заигрывают с немцами, что иерусалимский муфтий гитлеровский агент, а французы оружие сирийцам обещают.
—
— Расскажи что-нибудь!
— Э, — сказал я. — Да у нас тоже не очень весело. Все ходим вдоль границы, бандитов ищем, а они прячутся.
— Да, ладно, — отмахнулась она. — Рассказывать не хочешь. И опять перескакивает на другую тему. — Я ведь вижу, ты давно здесь стоишь. Наверное, к девушкам присматриваешься... Эти здешние арабки, они такие страшные, да еще как выйдут замуж, моментально кучу детей нарожают и становятся ужасно толстыми. А еврейки все такие чернявые, — тут она потянулась, демонстрирую свои прелести, — и мало того, что крикливые и на политике задвинутые, так еще и какие-то страшно провинциальные. Еще и пахнет он них, — она поморщила свой аристократический нос. — Да и мужчины ничем не лучше. Вся страна ужасно провинциальная и совершенно серая, с этими их вечными политическими проблемами и неумением нормально общаться. То ли дело русские. У них такая замечательная культура. Граф Толстой, Пушкин, Шаляпин, картины замечательные, вот Левитан, какие пейзажи пишет...
— Левитан был еврей, — сатанея сообщил я.
— Оу, — поразилась Кэтрин. — Что и он? Но Поленов, то русский?
Я уже раскрыл рот, чтобы сказать, что-то резкое, но тут появилась Аня. Взглянув подозрительно на англичанку, она потащила меня за собой к выходу.
Я шел, за ней, протискиваясь между танцующими и пытался понять, что меня так задело в словах Кэтрин. Она же хотела сказать мне приятное, восхищаясь русскими. Ой, вдруг дошло до меня. Я ж за критику на евреев обиделся. Я что превращаюсь в еврея? Захотелось заглянуть в штаны и проверить все ли на месте. Почему-то, находясь в еврейском окружении, у меня таких мыслей не появлялось.
— Это кто была? — неожиданно спросила Аня.
— Какая-то Кэтрин Паркер.
— А, — неопределенно сказала она. — Слышала...
Тон был такой, что я понял, что сюда мы больше не придем. Похоже, слухи о красавице ходили по всему Израилю. Это что, значит, она желала познакомиться и просто болтала не думая? Никакие разведки за мной не смотрят и никому я не нужен? Так это ж замечательно! Неужели я такой интересный?
— А зачем на авиабазе, в Лоде, переводчица с арабского?
— Там не только самолеты, там еще и штабы и техслужбы, всего английского контингента в стране, — ответила Анна. — А что это ты интересуешься?
— Я не понял, чем она занимается, — сообщил я.
— И не надо тебе понимать, — утвердительно сказала Аня. — МАГАВ к самолетам отношения не имеет. Она только кажется дурой, а когда захочет любого парня уведет. Она осеклась и замолчала.
А меня, кажется, ревнуют... Я, на всякий случай, сделал вид, что не расслышал, и обнял ее за талию.
— И куда мы пойдем теперь?
«Вчера, на шоссе Иерусалим-Тель Авив, был обстрелян, из засады грузовик, перевозивший стройматериалы. Водитель и пассажир погибли. С начала года это 128 и 129 погибший. Правительство продолжает проводить политику сдержанности. Давно пора поинтересоваться у наших министров, когда же они начнут выполнять предвыборные обещания.»
«Речь
Сталинского избирательного округа г.Москвы
Партия намерена организовать новый мощный подъём народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн стали (продолжительные аплодисменты), до 500 миллионов тонн угля (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн нефти (продолжительные аплодисменты). Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. (Бурные аплодисменты). На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать (Бурные аплодисменты).
9 февраля 1946 года.»
Омри повелительным жестом остановил легковую машину. У него за спиной стояли еще трое, в арабской одежде, с разнокалиберным оружием в руках. Ничего странного в этом не было. На этой дороге возле подъезда к каждой деревне стояли посты. Местные самооборонцы, иорданские военные, люди из отрядов Освобождения Палестины и вообще, совершенно непонятные люди. Все они очень любили копаться в грузе и требовать плату за проезд. Так что ничего особенно оригинального в нашем импровизированном блокпосте не было. Вот только нас не интересовали овощи, которые крестьяне возили на базар. Мы ловили именно этого, передвигающегося на легковой машине, гордо проносящегося по здешним дорогам орла.
Омри лениво подошел к дверце водителя, подождал, пока с другой стороны дороги несколько человек метнулись к машине и, выслушав возмущенный крик водителя, выстрелил ему в голову. Двоих пассажиров, забрызганных кровью и от растерянности не успевших схватиться за оружие, мгновенно выдернули из автомобиля, поволокли в сторону. Спихнув мертвого водителя на соседнее сиденье, Менахем сел за руль и машина, тяжело завывая, заскакала по камням. Ее надо было убрать с дороги так, чтобы и движению не мешала, и сразу видно не было.
Мы немного ошиблись. Это был не мухтар из Идны, куда ушли убийцы, Халиль Саляме. В его машине раскатывал старший сынок с охранниками. Оба лежали со связанными за спиной руками. Парня трясло, глаза постоянно бегали по сторонам. Он уже понял, что мы не из враждебного клана и откупиться не удастся.
— Вы же не имеете права убивать пленных! Так нельзя! Это не по закону! — закричал он.
— Закон? — удивился я. — Какой здесь может быть закон, кроме закона кровной мести? И ты не пленник. Ты язык, захваченный в бою. А с ними разговор короткий. Ты нам без надобности, мы ловили хозяина машины. Кто из людей твоего отца убил позавчера израильтян на дороге?
Он вжал голову в плечи, но по-прежнему не хотел говорить, для таких людей, потерять лицо на глазах у знакомых — хуже смерти.
— Вам, не уйти, когда узнают, что мы пропали, вся округа будет искать. Тебя достанут.
Я повернулся к охраннику. Мощный мужик, атлетическая фигура с плоским животом, литыми плечами и мощной шеей, сломанный нос и шрам на щеке, придающий лицу зверское выражение. И взгляд битого волка, прошедшего огонь и воду. От этого быстро ничего не добиться, а время уходит.