Другая улица
Шрифт:
Вот так и чешу я по лесу, вертя башкой на все стороны, петляю меж деревьями, чистый заяц, а в голове у меня все скрипит-шелестит – то снова съесть меня грозится, змея подколодная, то просто насмехается, то стращает, будто я заблудился и бегу совсем в другую сторону, забираю в чащобу, а уж там-то она меня встретит и приветит. И все это уже начинает так захлестывать, что мозги туманятся, временами в глазах плывет, начинает казаться, что я и не бегу вовсе, а ногами на месте перебираю. Чувствую: еще немножко – или с ума сойдешь, или точно припустишь неизвестно куда, но уж никак не в штаб. Снова она рядом замаячила, пальнул я, и ее не
А потом стало полегче. Почуял я штаб. Именно что почуял. Как? Да просто. Уж извините за такую некультурную подробность, но даже при штабе не всегда устроят столько сортиров, чтобы хватило на всех. Там же не только офицеры, но и куча нашего брата. Ну, если рядом окажется лесок, совсем хорошо. А нет леса, все равно приходится как-то устраиваться. Короче говоря, любое достаточно крупное воинское подразделение издали чуется по запаху, сами понимаете, какому. Такая вот житейская подробность, куда от нее денешься? Оправляться-то каждый день надо что солдату, что генералу…
Понял я, что дошел. Голос в голове как-то потихоньку пропал к чертовой матери. Дальше? Дальше я, как положено, сдал пакет по принадлежности. К земляку, конечно же, пошел, и Петька, тут уж будьте уверены, наладился меня накормить от пуза офицерским котловым довольствием. Только я отказался. Чувствовал: в рот не полезет, а если что и съем, тут же вывернет. Изрядно меня начало колошматить, наподобие того, что с большого похмелья, но как-то иначе – хотя приятного и так и так мало. Поэтому я ему соврал, будто с животом что-то и санинструктор наказал сутки ничего не есть. Попросил только водочки – ну, он организовал наркомовскую дозу. Не взяла, как вода, разве что голова стала ясная, не казалось уже, будто в ушах далекое бубненье слышится. Сижу на кухонном крылечке, курю, хорошо мне…
– Что-то тебя и впрямь подкосило, – говорит Петька. – На себя не похож.
– Да знаешь же, как бывает, когда кишки крутит. Свету белого не видишь…
– Что ж они, другого не могли послать?
– А я, дурак, сам напросился, – говорю. – Думал, пройдусь часок-другой, от лесного воздуха все и пройдет. Да не получается что-то…
Он, вижу, верит, кивает сочувственно и с болтовней не лезет.
А меня так и подмывает спросить: «Петь, а в этом вашем лесочке не случалось ли чего такого…»
Я не стал. В конце концов, я сюда, в штаб, до того ходил четыре раза, и ничего со мной не случалось, и здесь я ни разу ни о чем таком не слышал. И потом… Ну, допустим, окажется, что не мне одному тут маячило, а еще кому из штабных… И что? Радость мне от этого? Да я бы рад про все это начисто забыть, не то что других расспрашивать…
– Ты посиди, – говорит Петька. – Раз такое дело, я придумаю… Через часок пойдет машина с продуктами, как раз мимо вашего хозяйства, шофер наш – парень свойский, я с ним договорюсь. Чего тебе на своих двоих назад трястись. Вон, лица нет…
А на мне, точно, наверняка лица нет. Потому что представляю, что мне скоро назад возвращаться – и, уж конечно, не через этот ведьмин лесочек, туда-то я больше ни ногой, но даже и на большак, по которому и машины часто ходят, и бронетехника, и пехота, соваться как-то не тянет…
Петька фыркает:
– Лицо у тебя какое-то… Бабка Усыха сказала б: «Как черта увидал…»
– Кишки, – говорю, – вертит…
А сам смотрю на него и вспоминаю, как он, когда нам всем было лет десять,
Ну, вернулся я к себе в расположение. Простояли мы там еще с месяц, и все это время мне удавалось так устроить, чтобы в штаб с пакетами отправляли кого-то другого. То занятия у меня неотложные, то держусь подальше от командира…
И знаете, никак не похоже, чтобы кто-то еще на той стежке встретил эту тварюгу. Я оч-чень внимательно присматривался к ребятам, когда возвращались, – нет, никак непохоже. Может, она там пробегом оказалась? А кто ж ее знает, скотину такую, если вообще непонятно, кто она есть? И что ей от меня было нужно – всерьез сожрать хотела или просто забавлялась по своей поганой сущности? И вообще, она это, он или оно какое-нибудь?
Одно скажу: рад-радешенек, что такая чертовщина со мной приключилась один-единственный раз в жизни. Не должно такого быть. Неправильно это. И без того в нашей жизни сколько дерьма с гадостью…
Веселый женский голос
По гражданской специальности я был свежеиспеченный инженер-радиотехник. Если бы не война, разрабатывать бы мне аппаратуру для радионавигации. Но вот тут она, подлая, и грянула. И попал я в августе сорок первого в саперы. Ситуация сложилась так, что один полковник однажды рявкнул: «Ты кто, инженер! Ну и ладненько. Марш саперным взводом командовать». Я заикнулся было о своей специализации, но он и слушать не стал: «Инженер? Значит, должен все уметь! Шагом марш!»
Время и обстановка были такие, что за дальнейшую дискуссию можно было схлопотать массу неприятностей вплоть до пули в лоб на этом самом месте. Свободно. Неподчинение приказу вышестоящего начальника в боевых условиях… Все осатаневшие, как черти, немец прет, все перемешалось… Ну, да об этом много писано-переписано, не стоит повторяться, не могли вы не читать.
Принял я саперный взвод – там, на мое счастье, нашлось несколько кадровых, довоенной выучки красноармейцев, так что слепым щенком я все же не оказался. Наплевав на амбиции, сказал прямо: «Ребята, учили меня тому-то и тому-то, так что в вашем деле я полный ноль. Давайте что-нибудь придумаем, чтобы и мне вас не угробить зря, и самому хоть немного разобраться».
И вот так, помаленечку, дело пошло. Учили и саперы, и война. В конце концов, пусть я и радиотехник – но инженер. Не скрипач и не ветеринар. Попозже раздобыл пару-тройку полезных справочников, в сорок втором окончил в Москве двухмесячные курсы, и пошла моя служба по накатанной, так что про радиодело пришлось забыть начисто. А вот сапер из меня понемногу начал получаться. Много было интересного, но вот одна история… К войне это, собственно говоря, не имеет никакого отношения. Разве только то, что это на войне произошло, в апреле сорок пятого.