Другая заря (Новый рассвет)
Шрифт:
– Думаю, да. И большинство женщин согласны со мной. Но мужчины? Полагаю, большинство – нет.
– Он должен был сдерживать себя. Или я недостаточно хороша и меня не стоит ждать?
– У него в мыслях не было ставить тебя на одну доску с той девушкой.
– Мне тоже этого хотелось. Я хотела выйти замуж и для этого тоже! Я говорила ему! – воскликнула Бэннер.
Многие матери на месте Лидии упали бы в обморок, доведись им услышать подобное признание. Но Лидия не дрогнула. Она понимала, что такое чувственность, ценила ее и надеялась, что дочь тоже будет получать удовольствие
– А если бы я побежала к другому мужчине? Как это понравилось бы Грейди? Простил бы он меня, заслуживала бы я прощения?
– Нет. – Лидия вздохнула. – Но так уж устроен мир. Считается, что у мужчины должны быть… приключения. Но Грейди попался. И поплатился за это. Но вместе с ним расплачиваться пришлось и тебе. Вот что плохо. – Она потрепала Бэннер по щеке.
– Может, я чересчур обидчива? Нетерпима? Может, простить его? А тебе приходилось прощать папе «приключения»? – Бэннер приподнялась, посмотрела прямо в глаза матери. – У папы были другие женщины после встречи с тобой?
Лидия вспомнила – как-то ночью Росс устроил пирушку для мадам Ларю, кажется, так ее звали, и ее девок в их повозке. Он оставался там допоздна, вернулся пьяным, и от него воняло духами этих шлюх. Тогда, да и позже, Росс клялся, что, хотя и был в повозке у мадам, тем дело и ограничилось, ничего у него ни с кем из них не было. Лидия верила ему.
– До меня у Росса было много женщин, но после нашей встречи – нет. Я понимаю, как тебе больно.
– Грейди, наверное, не любил меня так сильно, как папа любит тебя.
– Но кто-нибудь полюбит, дорогая.
– Нет, мама, нет. – Бэннер снова зарыдала.
Наконец Лидия ушла. Бэннер лежала на кровати и смотрела в потолок невидящими глазами. Ей надо было разобраться в своих чувствах. Какое из них острее – боль или гнев? Любила ли она еще Грейди, или любовь ее умерла, когда она узнала об измене? Злилась она, конечно, ужасно. Он опозорил не только ее, но и всю их семью. Ларсен надолго запомнит этот день. Людей ведь хлебом не корми, только дай потолковать о чужих несчастьях. И неважно, что винить будут не Коулмэнов. Все равно Грейди запятнал не только себя, но и их.
Бэннер злилась. И гнев был сильнее боли. Никогда, даже через миллион лет, не захочет она вернуть Грейди. Ее больше мучили страдания родителей, а не разлука с женихом. Пусть спит, где постелил. Никогда еще старая пословица не приходилась настолько к месту.
Но в таком случае, возможно, она не любила его вовсе. Только думала, что любит. И все же, если бы его обман сегодня не раскрылся, она не узнала бы, какой он слабохарактерный, осталась бы в блаженном неведении, вышла бы за него замуж и любила всю свою жизнь. В этом она была уверена. И это ослабляло ее гнев.
Так Бэннер лежала довольно долго, не замечая, как бежит время, пока в комнате не стемнело и она не поняла, что солнце зашло.
Бэннер вскочила с постели и поклялась, что не станет прятаться, как виноватая. Да будь она проклята, если позволит Грейди Шелдону и городским сплетницам взять над собой верх.
Она ополоснула лицо холодной водой,
Все застыли, как на рождественской открытке, и почтительно уставились на девушку. Примолкли даже дети Анабет. Чего они ожидали? Что она удалится в свою комнату навеки? Навсегда останется инвалидом? Облачится в темные траурные одежды? Начнет хандрить, как засохшая старая дева?
– Я хочу есть, – объявила Бэннер. – Что-нибудь осталось?
Родные засуетились, освобождая ей место и наперебой пододвигая тарелку, серебряный столовый прибор, блюда с кушаньями. Снова заговорили – чересчур громко, заулыбались – чересчур широко. И глаза у них были чересчур ясные.
– Ты что-то говорил о быках, Гектор! – заорал Росс таким зычным голосом, что малыш Анабет расплакался.
– Ну да, ну, я…
Бедняжка Драммонд, подумала Бэннер, опуская глаза. Он и без того перенервничал, а его еще ставят в столь затруднительное положение. Ну не способен он сейчас поддерживать застольную беседу, не способен. Сама Бэннер говорила мало и не отрывала глаз от тарелки. На самом деле она вовсе не была голодна, но заставила себя съесть по крайней мере половину порции.
Праздничные украшения исчезли, кто-то, наверное Ма, позаботился, чтоб от подготовленного к свадьбе убранства не осталось и следа, разве что фруктовый пунш на столе. Лидия унесла запачканное свадебное платье из спальни дочери. Бэннер надеялась, что его сожгли. Корзины с цветами тоже вынесли. Двор убрали. Лидия заверила дочь, что об отсылке свадебных подарков волноваться не нужно: она возьмет на себя эту мучительную обязанность. Бэннер решила, что мама уже выполнила обещание, потому что коробок с подарками тоже видно не было.
Словом, если не обращать внимания на то, что за столом собралось слишком много народу, – это был обычный весенний вечер. Бэннер казалось, что она чувствует себя даже свободнее, чем остальные. Время от времени они взглядывали на нее, как будто она в любой момент могла начать рвать на себе волосы.
Дети кончили есть, и Мэринелл вызвалась пойти погулять с ними. Ли и Мика тоже поспешили ретироваться, бормоча что-то о партии в покер во флигеле. Ма принялась убирать со стола.
– Сиди, – цыкнула она на Лидию, когда та поднялась, чтобы помочь ей. – Я мигом управлюсь.
Анабет захлопотала вместе с матерью. Гектор и Росс оживленно беседовали о скотоводстве.
Лидия не отрываясь глядела на мужа. Джейк, неторопливо прихлебывая кофе, – на Лидию.
Бэннер не обращала на это внимания: так было всегда.
– Выйду подышать на крыльцо, – заявила она, отодвигая стул.
– Пойдемте все, – поспешно сказала Лидия. – Проветримся. Джейк, Гектор, если не допили, берите кофе с собой.
Ма кончила возиться на кухне, и Мэринелл отвезла ее домой. Анабет и Гектор уехали вместе с ними: укладывать спать своих артачившихся отпрысков. Разговор перескакивал с одного на другое, Бэннер пропускала все мимо ушей и в конце концов сошла на крыльцо во двор.