Другая жизнь
Шрифт:
— Здесь покоятся наши предки, — ответил он. — В этом вся суть. Ведь не случайно, как ты знаешь, мы были названы иудеями и место это называется Иудея. Возможно, между этими двумя вещами существует определенная связь. Мы — иудеи, здесь лежит Иудея, а центр Иудеи — град Авраама, Хеврон.
— Все эти разъяснения не дают ключа к загадке: почему Генри Цукерман отождествляет себя с градом Авраама?
— Ты ничего не понял: именно здесь зародилась еврейская нация, не в Тель-Авиве, а здесь! Если речь идет о захвате территорий, если речь идет о колонизации — это Тель-Авив, это Хайфа. А здесь — иудаизм, здесь — сионизм, прямо в том месте, куда мы приехали перекусить.
— Другими словами, все
— У тебя великолепный дар делать из всего этакие мини-шаржи.
— Да неужели? Тогда я могу сказать, что за последние пять месяцев в тебе развился дар гиперболизации.
— Я не думаю, что та роль, которую Библия сыграла в истории человечества, имеет хоть какое-то отношение ко мне и моим иллюзиям.
— Я больше размышлял о той роли, которую ты назначил себе в семейных преданиях. Ты еще и молишься?
— Данная тема не подлежит обсуждению.
— Значит, ты молишься.
Возмущенный моей настырностью, Генри спросил:
— А что тут такого? Разве плохо, если человек возносит молитвы Господу?
— А когда ты молишься?
— Перед отходом ко сну.
— А что ты говоришь?
— То, что говорили евреи тысячу лет назад. Я говорю: «Шма, Исраэль» [62] .
— А по утрам ты надеваешь тфилин? [63]
— Как-то раз надевал. Вообще-то нет.
— И ты соблюдаешь Шаббат.
— Послушай, я понимаю, что это не твоя стихия. Я понимаю, что ты, выслушав меня, не можешь испытывать ничего, кроме презрения; ты расспрашиваешь меня из праздного любопытства, свойственного светским, «объективным» и ассимилированным евреям второго поколения. Я прекрасно вижу, что ты слишком «просвещенный» для Бога и что для тебя все это не более чем забавный анекдот.
62
«Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» — молитва, провозглашающая главную идею иудаизма — единство Всевышнего и нерасторжимость союза еврейского народа с ТЬорцом.
63
Тфилин (ивр. охранные амулеты) — черные кожаные коробочки на ремнях, с четырьмя отделениями, в каждое из которых вкладывался свиток с фрагментом из Торы (Исх., 13: 2; Исх.,13: 11; Втор., 6: 4–9 и Втор., 6: 13).
— Не надо говорить с такой уверенностью. Я сам знаю, что для меня анекдот, а что — нет. У меня накопилось много вопросов, и я хотел бы получить на них ответ. И все потому, что полгода назад мой брат был совсем другим человеком.
— Жил жизнью Райли [64] в Нью-Джерси.
— Полно тебе, Генри. Ты сам знаешь, что никто не живет жизнью Райли ни в Нью-Джерси, ни в каком другом месте. Америка — такая страна, где все умирают и все время от времени терпят неудачи, но жизнь там кипучая и интенсивная, хотя, конечно, без конфликтов нигде не обходится.
64
«Жизнь Райли» — комедийный американский радиосериал с Уильямом Бендиксом в главной роли, идущий с начала 1940-х гг. По радиосериалу был снят художественный фильм и поставлен телесериал (1950-е гг.). Фраза «Жить жизнью Райли» означает вести идеальную жизнь процветающего и всем довольного человека,
— Как раз я-то и жил жизнью Райли. Именно в Америке из твоего брата был начисто вытравлен иудаизм.
— Вытравлен? Хорошее ты подобрал словцо. Ты жил как все. Ты принял условности общества, в котором существовал.
— Только условности и устройство того общества были совершенно ненормальными.
Опять двадцать пять. Нормальное — ненормальное. Всего сутки в Израиле — и снова мы вернулись на круги своя с этими противоречиями.
— Как я умудрился подхватить эту болезнь? — спросил он меня. — Пять закупоренных артерий, пять тромбов в сосудах у человека, которому не исполнилось и сорока лет! Как ты думаешь, какой стресс мог стать причиной всего этого? Стрессы моей «нормальной» жизни.
— У тебя была прекрасная жена, Кэрол, для заработков — стоматология, дом в Саут-Оранж, послушные дети, обучавшиеся в частных школах, и, наконец, подружка на стороне. Разве это не нормальная жизнь? Если это все не нормально, что же тогда нормально?
— Все только для гоим. Самая последняя примета современного еврея — камуфляж под гойскую респектабельность. Все идет от них, и все делается для них.
— Генри, я сейчас гуляю по Хеврону и вижу их — тех, в ком горит жажда отмщения. Я помню, что в месте, где ты раньше жил, были и другие преуспевающие евреи вроде тебя. Но никто из них не прятал в кармане пистолет.
— Ну еще бы! Преуспевающие, великолепно устроившиеся евреи, эллинизированные евреи, евреи галута [65] — все они напрочь лишены того окружения, чтобы по-настоящему чувствовать свою принадлежность к еврейству.
— И ты думаешь, именно это стало причиной твоей болезни? Говоришь, эллинизация? Она ведь не сломала жизнь Аристотеля. Что, черт возьми, все это значит?
— Эллинизация — гедонизм — эгомания. Все мое существование было больным. Я еще легко отделался, заработав только больное сердце. Я был болен искажением, искривлением собственной личности, я носил личину вместо лица. Я влип по уши, впав в ничтожество.
65
Понятие «галут» (ивр. изгнание) относится к еврейскому народу, изгнанному из Земли Израильской. За всю историю народа евреи четырежды изгонялись из своих земель.
Ну вот, сначала «Жизнь Райли», а теперь ничего, кроме болезней.
— И ты все это чувствовал?
— Я? Меня так приучили к условностям, что я никогда ничего не чувствовал. Венди. Трахал свою ассистентку, медсестру в стоматологическом кабинете. На работе занимался тем, что вдувал ей каждый день, и думал, что она единственная и самая сильная страсть в моей, как оказалось, абсолютно поверхностной жизни. А до того — еще похлеще. Базель. Классика. Все евреи-мужики впадают в идолопоклонство: боготворят шике. Представляешь, я мечтал уехать в Швейцарию со своей возлюбленной-шиксой. Извечная еврейская мечта о спасении.
Пока мой брат произносил свой монолог, я думал: есть такие художественные произведения, которые люди воспринимают как истории из реальной жизни, и есть реальные события, которые воспринимаются как вымысел.
Когда Генри еще жил в Джерси, он ссылался на стресс: у него был тяжелый нервный срыв, в результате которого он получил болезнь — закупорку коронарных артерий, и из-за этого, унизительного для него состояния он не смог бросить Вест-Оранж и уехать в Базель. Теперь, в Иудее, диагноз коренным образом изменился: здесь он объяснял свою болезнь постоянным напряжением и ненормальностью жизни в диаспоре, которая ярче всего проявлялась в «извечной еврейской мечте о спасении»: «Бегство в Швейцарию со своей возлюбленной шиксой».