Другая жизнь
Шрифт:
– Для меня это просто очередной день недели, – сказал Зак, закидывая пиццу в ростер.
Он был долговязый и худой, поэтому мог позволить себе такую еду. Шеп закончил с картошкой и с интересом посмотрел на сына. Части его лица росли и изменялись каждая по-своему: лоб слишком широкий, губы слишком пухлые, подбородок слишком маленький; полное несоблюдение пропорций, похоже на старый драндулет, собранный из деталей разных машин. Шеп мечтал успокоить мальчика, сказать, что через два-три года все уладится, черты лица обретут симметрию и четкость.
Он не знал, как сказать это, чтобы не показаться льстивым, боялся, что его обещания, что Зак скоро будет очень красивым, лишь дадут
– Привет, ма. – Зак покосился на мать, сидящую на краешке стула с необычайно сосредоточенным лицом. – Устала? Ведь только семь часов.
Она слабо улыбнулась:
– Мама стареет.
Шеп почувствовал, что игра в счастливое семейство для Зака уже слишком. Мальчик не знал, что до прошлой недели его отец собирался сбежать на Восточное побережье Африки, что его матери только что поставили редкий и страшный диагноз, и он даже не подозревал, что в болезни мамы виноват отец. Все недосказанное, эти непроизнесенные звуки вызывали тошноту, как гаджет, создающий набор высокочастотных ультразвуковых волн, который некоторые магазинщики прикрепляют на ночь к витрине, чтобы отпугнуть воришек. То, что притупившийся слух взрослого человека не позволял уловить, было доступно для подростка, такое поведение можно назвать эмоциональным мошенничеством.
Зак вытащил пиццу из ростера раньше времени, завернул в бумажное полотенце и понес свой полусырой ужин к себе наверх, даже не удостоив родителей фразой: «Давайте, пока».
Запеченная курица, отварной картофель и зеленая фасоль на пару. Глинис оценила его старания, но съела лишь несколько кусочков.
– Чувствую себя толстухой, – призналась она.
– Ты слишком худая. Тебе просто кажется. Надо перестать об этом думать.
– Я же не могу в одночасье стать другим человеком.
– Оставайся такой, какой была, но ешь больше.
– Думаю, – сказала она, – тут дело не в твоей курице. – Это было истинной правдой. Говоря о пользе хорошего питания, надо было учитывать, что хороший аппетит напрямую связан с общим позитивным настроем.
Шеп поймал себя на совершенно бесполезном, но очень сильном желании, чтобы этого всего никогда не происходило. Ему захотелось прекратить все одним властным приказом: так он говорил Заку, что запрещает ему играть в компьютерные игры, пока тот не станет учиться лучше, и все быстро разрешится. Но ничего не разрешилось, и желание пропало. Он встал у нее за спиной, положил руки на плечи и потерся щекой о ее висок, как преданный хозяину жеребец.
– Это не потому, – сказала она, – что любая уважающая себя женщина захочет, чтобы муж с ней остался.
– Ох, не думаю, что я смог бы уехать вопреки всему. Даже если бы ничего не произошло.
С его точки зрения, еще одна жертва. Вероятно, он действительно не смог бы уехать на Пембу. Как неустанно напоминал Свадебный фонтан, стоящий в соседней комнате, он был водой.
– А что, если бы все выяснилось через неделю или две? Было ясно, что их разговор о том, почему женщина всегда
хочет, чтобы мужчина остался с ней, продолжается, хоть и немного иносказательно на тот случай, если Зак опять появится в кухне. Типичный для многих родителей способ общения, приводящий, как правило, к обратному результату – подслушав такой диалог, дети находят в недосказанности подтверждение самых страшных своих опасений. Не важно. Во время их разговора Шеп был вынужден признать куда более страшные факты.
– Я бы вернулся, как только узнал, – сказал он.
– Ты же сказал, что не смог бы уехать.
– Ты говорила гипотетически. Я тоже. Прошу, давай не будем об этом.
Нелепая просьба. Десять лет назад
Измотанная за день, Глинис решила лечь пораньше, и Шеп обещал вскоре к ней присоединиться. Когда она ушла наверх, он вышел во двор. Поле для гольфа через дорогу выглядело неухоженным и походило на запущенный сад. Погода прохладная, небо безоблачное. Без пальто было неуютно, он поднял голову и следил за самолетом на фоне звездного неба. Дождавшись, когда стихнет гул и исчезнут из вида проблесковые огни, он вернулся в дом, запер на ночь дверь и поднялся в кабинет. Из-под двери комнаты Зака пробивался свет. Шеп достал из верхнего ящика стола сложенную распечатку электронных билетов. На них стояла сегодняшняя дата. Один за другим он вставил их в шредер. Аппарат с треском поглотил бумагу; в корзину сыпались мельчайшие, словно конфетти, кусочки, в которые превращалась его Последующая жизнь. Он когда-то купил шредер, чтобы избежать случайного похищения документов; чудесным образом теперь аппарат похитил его собственное «я».
Шеп сел к компьютеру и зашел на сайт, адрес которого отыскал, нажав три клавиши. Найдя раздел «Данные о случаях выздоровления», решил не останавливаться ни на секунду – он всегда лучше всех нырял в ледяном озере в Уайт-Маунтин. Резко крутанул колесико на мышке. Внимательно прочитал статью, затем перечитал еще раз. Выключив компьютер, он старался плакать бесшумно, чтобы не разбудить жену.
Глава 4
«Рэнди Шаловливые Ручки» – пошлое прозвище, придуманное персоналом, – было таким точным, что оставалось удивляться, почему Погачник не придумал для своей фирмы название, менее располагающее к перефразированию, – Джексон давно смирился с новым положением дел. Он не пытался останавливать коллег, продолжавших отпускать колкие шуточки в адрес Шепа и иронизировать по поводу его «бегства от реальности». На его счастье, они узнали, как Погачник издевается над бывшим владельцем, и теперь чувствовали себя отвратительно. Чертовски отвратительно. Джексон это предвидел.
Он сознавал, что был для своего друга единственным доверенным лицом, с момента ужасной, глупейшей продажи «Нака», которая понизила Шепа от босса до рядового служащего, до сегодняшнего дня, – с тем сложным положением, в котором оказалась Глинис, и падением Пембы их отношения перешли в другую форму. Сейчас он стал для Шепа буфером. Эта роль давалась ему тяжело.
Шеп всегда стойко и мужественно сносил невзгоды, он мог быть за него спокоен. Нет, он никогда не протягивал руку, прося о помощи (как поступают многие в их никчемной жизни). Однако в его нестабильном положении из-за проблем с Фликой, пристрастия к азартным играм и постоянной задолженности по кредитной карте ему было просто необходимо иметь рядом плечо, на которое можно опереться. Ему приходилось молчать, а молчать для Джексона всегда было чем-то сверхъестественным.