Другая жизнь
Шрифт:
– Это уже давно не семейное дело, – не согласилась с ней Шеп. – Вся страна готова перегрызть друг другу глотки в споре на эту тему. Хотя, честно говоря, когда видишь программу, в которой медицинские баталии заканчиваются только благодаря губернатору Флориды – брату президента – Верховному суду штата, легислатуре, Федеральному верховному суду и конгрессу Соединенных Штатов, возникает подозрение, что все происходящее надуманно и преувеличенно.
– Когда смотришь видео с Терри, – сказала Кэрол, – становится очевидно, что все это срежиссировано. Отключить аппарат искусственного питания – убийство.
– О
– Меня удивляет другое, – поделился Шеп, – это то, что происходит с прессой все эти месяцы. Никто ни разу не упомянул, сколько стоило держать эту женщину на аппаратах целых пятнадцать лет.
– Да, и прибавь сюда еще расходы на адвокатов, судебные издержки и прочие траты на всевозможные бюрократические инстанции, – поддержал его Джексон. – Получается, одно растение в доме во Флориде может стоить миллионы, десятки миллионов – возможно, и сотни миллионов.
– И что? – Кэрол поочередно оглядела всех собравшихся. – Что это значит? Что это за цена?
– Мы же говорим о человеческой жизни, Джим! – поддразнил Джексон, но Глинис не улыбнулась.
– Это вас не касается? Сколько стоит человеческая жизнь?
– Все не так просто, – сказал Шеп. Джексон обратил внимание, что друг был готов пойти на попятную, но старался придерживаться выбранной линии. – Не все так однозначно. Чтобы спасти ребенка в Африке от диареи, требуется пять долларов. Приблизительно два миллиона детей умирают от этой заразы ежегодно. Если взять все деньги, которые потребовались на поддержание жизни Терри – если это можно назвать жизнью, – и передать их Африке, то, уверен, можно было бы спасти всех детей, скончавшихся в этом году.
– Но никто бы не потратил деньги в Африке, верно? – Глаза Глинис сверкнули. – Кого еще ты готов убить, чтобы сохранить деньги?
– Никого, Глинис. – К его чести стоит заметить, что он твердо выдержал взгляд жены. – Ты права, деньги в любом случае не попали бы в Африку.
Джексон решил рискнуть:
– Вопрос в том, кто эти сумасшедшие евангелисты, которые устроили шумиху вокруг спасения Шиаво – этого сто семидесяти фунтового младенца? Те же люди, которые выступают за смертную казнь. Ратуют за поддержку военных конфликтов за пределами страны. Будь это в их силах, они бы прокрутили время вспять, и мы не смогли бы контролировать рождаемость вне брака. Они против исследования стволовых клеток, потому что при этом используются микроскопические частички эмбриона, который в любом случае служит расходным материалом. Они за финансирование медицинских страховок для детей, а об их родителях думают меньше меньшего. В истерике кричат о педофилах типа Майкла Джексона, но внимания не обращают на изнасилования женщин, вынужденных рожать тех самых детей, о которых они так заботятся. Продолжать? По-моему, все ясно. Им плевать на взрослых.
Атмосфера стала накаляться. Кэрол никогда рьяно не отстаивала своего мнения, но этими словами он задел ее за живое.
– Это потому, что взрослый человек в состоянии сам за себя постоять, – произнесла она ледяным тоном.
– Только не в схватке с этими людьми!
– Эти люди борются за права слабых.
– Предпочитают
Кэрол округлила глаза.
– Дело в том, что мы понятия не имеем, что происходит с Терри Шиаво, возможно, она живет богатой внутренней жизнью. Сны, воспоминания. Вероятно, она чувствует присутствие близких и по-своему общается с ними. Ее муж не имеет никакого права распоряжаться ее судьбой, если он вдруг полюбил кого-то и решил избавиться от жены.
– Не могу не согласиться с Кэрол, – сказала Глинис. – Мы не можем судить о том, какой жизнью живет человек, даже если нам кажется, что он уже вообще не живет. Мы же имеем права ошибаться. Всякое случается. Никогда не знаешь, на что готов пойти, когда нет альтернативы.
Помогая убирать со стола, Джексон с волнением вспоминал завершение дискуссии. Их мнения, как и во всем обществе, резко разделились. Шеп и Кэрол оказались сентиментальны (они бы назвали себя сострадающими), а Глинис была по большей части на стороне Джексона. Они обладали большей практичностью (те двое сказали бы черствостью). А как Глинис оспаривала возможность продления жизни для женщины, которая давно вела жизнь созерцателя и которая – знает ли она, что изображение ее одутловатого лица имбецила красуется на первых полосах всех газет, – скорее сошла бы в могилу, чем захотела иметь одну из своих фотографий. Что ж, Шеп, должно быть, не ошибался. Рак не меняет людей.
* * *
К тому моменту, когда они раскладывали по тарелкам слоеный торт из кондитерской, появились способность к здравомыслию. Казалось, все вспомнили о причине сегодняшнего ужина; перевалило за полночь, и до операции Глинис оставалось около полутора суток. Они должны поддержать ее. Она выглядела уставшей, и Джексон стал готовиться к финальному акту, когда она сама к нему обратилась.
– Джексон, ты не думал о том, с какими материалами, содержащими асбест, вы с Шепом могли работать в начале восьмидесятых?
– Я действительно много об этом думал, но…
– Мы с Джексоном это обсуждали, я же тебе говорил, – произнес Шеп сладким голосом. – Может, забудем об этом?
– Эй, я не против, – сказал Джексон.
– Я против, – возразил Шеп.
– Если бы компании поступили так с вами, – настаивала Глинис, – вы смогли бы просто так забыть об этом?
– Это могло случиться с каждым из нас. – Шеп едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. – И если верна твоя теория о том, как могут передаваться частицы, то каждый за этим столом мог заболеть. Думаю, прежде всего стоит думать о выздоровлении.
– Одно дело, если бы я упала и свернула себе шею, – стояла на своем Глинис. – Или курила всю жизнь, зная, что это вредно, и заработала рак. Всему виной то, что кто-то поставлял на рынок вредные продукты только ради наживы. И эти люди должны платить.
Шеп с досадой оглядел гостей. Они были близкими друзьями и знали друг друга десятилетия, однако ему было неприятно, что они становятся свидетелями семейной сцены.
– Я знаю, что это несправедливо, – мягко начал он, – но только тебе одной придется расплачиваться за это, Гну, даже если ты выиграешь судебный процесс.