Другие двери
Шрифт:
– Сейчас время завтрака. Вообще-то, у нас в отделении есть свой пищеблок. Но нынче, как видите, не сезон пищевых отравлений, – он тихонько постучал согнутым указательным пальцем по тумбочке. – На довольствии один майор Сафьянов – и то не доволен, слышали, наверно?
Я покивал, вспомнив дородного обладателя красного халата, а Игнатий Савельевич продолжал:
– А вам, поскольку вы практически здоров да еще являетесь гостем, я бы рекомендовал прогуляться до госпитальной столовой – отведать чайку, я думаю, вам не повредит.
Я молчал, прислушиваясь к мнению собственного желудка. От чая я бы не отказался, да и сидеть
– Ступайте, Андрей. Хуже не будет, – заключил Игнатий Савельевич, потрепав меня за плечо.
Вместе мы вышли в коридор.
– Пройдёте за калитку, а дальше по дорожке, и направо, – напутствовал он и скрылся за дверью своего кабинета. Я побрёл к выходу.
– Нельзя! – услышал я, едва выйдя на крыльцо.
У забора, где была привязана коза, разыгрывался очередной увлекательный и малопонятный спектакль. Уже знакомый мне дворник пытался отвязать козу от забора, отбиваясь от Ульяны.
– Нельзя!
– А я тебе говорю, Игнатий Савельич разрешили! – орала в ответ Ульяна, оттаскивая дворника в сторону. Но тот не уступал.
– Да что тебе всё неймётся-то со своим каменюкой?! – вопрошала Ульяна, крепко ухватив рукой конец верёвки, а другой перехватив дворника за штанину. Поняв неравенство сил, дворник бросил привязь и решительно направился в сторону крыльца. Даже не взглянув на меня, он прошёл мимо. Через несколько секунд из недр отделения донеслось:
– Игнат! Там коза у камня!
– Потерпи, Нолич. Я и так инструкцию нарушаю, да сам посуди – ну куда я её дену?
– Нельзя!
– Ну, привяжем её в другом месте, а вдруг она кору с деревьев пожрёт? А?
Воцарилась тишина. По коридору пробухали шаги и на крыльцо снова вышел дворник. Не останавливаясь, он прошёл до брошенной у калитки метлы. Ульяна победно глядела на него, уперев руки в свои необъятные бока, а неподалёку от камня отрешённо бродила Зебра. Я представил недавнюю борьбу, где в роли козы выступал бы я сам. Смешно не стало.
– Что, взял, Нолич? Иди, лучше делом займись.
Дворник угрюмо подобрал свою метлу и, обернувшись к Ульяне, спокойно сказал:
– Дура. Плохо это.
И пошёл прочь к своему домику.
– Сам дурак. Небось не проглотит она твой булыжник, – беззлобно отпарировала Ульяна и неторопливо заскользила к крыльцу, слегка покосившись на меня.
4
Рядом с главным, кирпичным зданием госпиталя, торец к торцу, стояло серое панельное двухэтажное строение. Неподалёку от входной двери, на скамеечке, сидел нахохлившийся боец в смело распахнутом больничном халате бурого цвета, придерживая красноречиво раскоряченные костыли. «Хирургическое отделение», – определил я. В просвет между этими двумя зданиями вела дорожка, плутая по небольшому больничному садочку и упираясь в ворота главного входа, видневшиеся отсюда. Параллельно основному корпусу и хирургическому отделению, со значением отделённые большой клумбой с россыпью красных и жёлтых, неведомых мне цветочков, располагались два барака, напоминающих наше инфекционное отделение. То, что было слева от меня, казалось необитаемым, зато к тому, что находилось справа, неторопливо шли, огибая клумбу, несколько занедуживших защитников отечества в одинаковых халатах. Этот барак и был, по-видимому, столовой.
По скрипучим половицам я миновал сумрачную тесную комнатушку,
Не прошло и двух минут, как я услышал рядом с собой:
– Это вы корреспондент?
У моего столика стояла невысокая женщина, с любопытством разглядывая меня и теребя краешек синего передника, повязанного поверх белого, но уже не медицинского халатика. Не желая привлекать к своей персоне излишнее внимание, я кивнул и сразу почувствовал себя в центре вселенной. Всякий норовил рассмотреть меня наилучшим образом. Женщина наклонилась над столиком и, глядя на меня весёлыми, чуть смущёнными глазами, понизив голос, добавила:
– Офицерские столики там.
И показала – где. В указанном направлении сидели два типичных офицера, облачённых в спортивные костюмы. Хоть я и являлся офицером запаса после военной кафедры института, подобное деление на касты было мне безразлично, и я так же тихо ответил:
– Ничего. Мне тут больше нравится.
Женщина спросила:
– Покушаете чего-нибудь?
– Да нет. Чайку бы.
Женщина исчезла, и внимание ко мне стало ослабевать. Несколько солдат-срочников за соседними столиками вернулись к обозрению своих тарелок, а офицеры и вовсе не прекращали своего разговора, безразличные ко мне.
Скоро у меня на столе оказалось сразу два стакана свежезаваренного чая и тарелка с сушками, обсыпанными маком. Судя по железным чайникам, населяющих другие столики, из которых трапезничающие время от времени плескали себе в стаканы светло-жёлтую жидкость, меня обслужили явно не по уставу сего хлебосольного заведения: как же, корреспондент наведался, пусть и проездом, напишет ещё про отсутствие чая в кипятке. Интересно, что бы было, прояви я желание откушать что-либо по полной программе. Глядишь, притащили бы мне черепаховый суп.
Я не стал пренебрегать сушками и, оглушительно дробя их зубами, с удовольствием прихлёбывал ядрёный чай, ненавязчиво блуждая взглядом по соседским столикам.
В зальчике сидели совершенно незнакомые люди и мало того, что были мне чужими, но и казались к тому же абсолютно неинтересными. Для многих из них – если не для всех – и я был тем же самым: всего лишь деталью окружающего их пространства. Но если разобраться, каждый из находящихся здесь людей был уникальным существом с неповторимой, одному ему предназначенной судьбой. И в жизни каждого из них наверняка нашлись бы моменты, достойные пера Достоевского или Толстого. Залезешь на крышу высокого дома, посмотришь вниз – и людей-то не увидишь, так, шевелятся точки какие-то внизу. А опустишься на землю – каждая такая точка превращается в точку мироздания, в отдельный его кирпичик. Вникнешь в суть этого кирпичика и увидишь Вселенную. Вот только увидеть не всегда получалось, но уж вглядевшись, можно было и восхититься, и ужаснуться.