Другие люди

Стейн Сол

— Мне пора идти.

— Негоже тебе ходить по дому с полной бутылкой пива. Пойдешь потом.

Слово «потом» я произношу особо, надеясь, что до него дойдет, к чему я клоню.

Я слышу, как побежала вода, и поворачиваюсь, потому что знаю, что Мэри всегда сначала наполняет часть ванны, а уж потом включает душ. Она стоит, наклонившись над бортиком, зрелище потрясающее, и я говорю: «Ха-ха, а не принять ли душ и мне». Я глотаю пива, ставлю бутылку у стены, чтобы ее случайно не разбили, скидываю мокасины и снимаю носки, потому что Мэри всегда смеется, если, раздевшись, я остаюсь в одних носках. У меня привычка

раздеваться снизу, вот я и снимаю брюки, трусы, бросаю их на диван, на котором сидит Джейсон. Мужчины не обращают внимания на угол, под которым стоит у меня член, в отличие от женщин, так что Джейсон и не смотрит на меня.

Я расстегиваю пуговицы рубашки. Странный у человека вид, если он в одной рубашке, правда. Он кажется еще более раздетым, чем просто голый. За рубашкой следует майка, а потом я поворачиваюсь спиной к Джейсону, прежде чем сказать: «Полагаю, душ мне не повредит. Не хочешь составить нам компанию?»

Тут я смотрю на Джейсона, потому что мне хочется увидеть выражение его лица, но он как раз подносит ко рту бутылку и пьет пиво, запрокинув голову. Я иду в спальню, Мэри уже под душем, за занавеской, я отодвигаю ее.

— Мыло, мадам?

Она тычет пальцем на открытую дверь, затем на мой стоячий конец. Я лишь пожимаю плечами, как будто не замечаю ничего необычного, оглядываюсь и вижу, что Джейсон уже снял рубашку, отстегнул протез и как раз кладет его на кофейный столик.

Я полностью отдергиваю занавеску, с дверью ничего не будет, если на нее упадет несколько капель воды, и залезаю в ванну. Беру мыло, намыливаю ладони, потом груди Мэри, а она отчаянно шепчет: «Закрой дверь ванной». Я притворяюсь, что не понимаю ее, она указывает на дверь, я же просто обнимаю ее, она натянута как струна, вся красная, но остановить уже ничего нельзя, если только Джейсон не струсит, но он меня не подводит, вот он: стоит в дверном проеме в чем мать родила, с тремя островками волос на голове, подбородке и под животом. Я понимаю, что он говорил о своей культе под протезом.

— Места здесь хватит, — кричу я.

У меня предчувствие, что мы прекрасно проведем время.

Джейсон ступает в ванну. Троим трудно стоять в ванне обычного размера, не касаясь телами.

— Не обращай внимания на его руку, — говорю я Мэри. — Он мне рассказывал, что многие женщины находят этот обрубок сексуальным.

Клянусь вам, Мэри выглядит так, словно ее сейчас хватит удар, поэтому я целую ее в мокрые губы.

— Посмотри на его обвислый конец. Почему бы тебе не погладить его, чтобы он встал.

Она хватается правой рукой за левую, но я не отстаю.

— Вот что от тебя требуется, — и намыленной рукой я берусь за член Джейсона.

Джейсон дергается, словно его ужалила оса.

— Эй, что это ты делаешь?

— Мы просто развлекаемся, не так ли? — отвечаю я.

Я твердо беру Мэри за запястье и кладу ее руку на член Джейсона. Она пытается не шевелить пальцами, но это трудно, учитывая что места мало и приходится постоянно наклоняться из стороны в сторону, чтобы сохранить равновесие. Я замечаю, как быстро набухает его конец, и меня это возбуждает.

— Вижу, сегодня мы повеселимся, — говорю я. — Что будем делать дальше?

Тут Джейсон огибает меня и начинает поглаживать руку Мэри от плеча до запястья единственной своей рукой, потом вторую руку, наконец садится

в ванну, скрестив ноги и точно так же поглаживает ей по очереди бедра. С внутренней стороны. Такого я никогда не видел, я-то обычно сразу лезу в дамки, но я замечаю, что Мэри немного расслабляется, чувствуется, что ей нравится это поглаживание.

— А можно мне? — говорю я и, не дожидаясь разрешения, начинаю сам поглаживать руки и ноги Мэри.

Выглядит она потрясающе и, знаете, сама берется за наши концы и начинает их подергивать. Я на седьмом небе и думаю, что сейчас кончу, но Джейсон останавливает ее, и я хочу знать, почему он не дал ей довести дело до финала.

— Она еще не готова, — коротко отвечает он, подлезает под Мэри и начинает целовать, лизать и сосать ее, словно знает, как это делается. И я вижу, он знает, потому что Мэри начинает дрожать и вдруг выкрикивает: «О, о, о», — и вцепившись пальцами в его волосы, кончает, кончает, кончает…

Говорю вам, там было на что посмотреть. Когда она-таки кончила, ее голова бессильно повисла, и мы осторожно опустили Мэри в ванну. Мы все довольны, нам всем весело, потому что нас всех поливает душ. Я его выключаю аккуратно, одновременно закрыв оба вентиля, чтобы вас не ошпарило и не окатило холодной водой. И Мэри дрочит сначала его член, а потом мой. Давно я так хорошо не веселился.

Глава 11

Франсина

Вопрос: Опишите, каковы ощущения человека, вновь поселившегося в доме родителей, пусть и временно?

Ответ: Определенно, он не чувствует, что находится дома.

Естественно, обстановка, мебель удобная, потому что все знакомо. Моя комната осталась точно такой же, как и в день отъезда, монумент моей юности, сохраняемый мамой-смотрителем. Разумеется, я люблю их обоих, но, если ты уезжаешь, значит, ты уехала. К примеру, я наблюдаю, как мой отец ослабляет узел галстука, приходя с работы. Такое он никогда не позволил бы себе при посторонних, только в присутствии ближайших родственников, а я думаю: «Верни узел на место». Я тут не живу, не надо демонстрировать близость наших отношений. Почему он столько лет хранил этот снимок, для вдохновения? И показал мне его, когда я еще чувствовала, как Козлак топчет меня. Он полагал это уместным? В твоем присутствии мне уже не кажется, что я дома.Мое место в моей квартире. Под Козлаком. От ключа, лежащего в моей сумочке, пользы никакой, пока этот адвокат не засадит Козлака за решетку. И каково будет мне, зная, что этажом выше живут его жена и двое детей? Мои знания политологии подсказывают мне, что меня принуждают переселиться, как евреев в Германии. Изучать политологию все равно, что лечить неизлечимую болезнь. Почему я этим занимаюсь? Политология ничего не скажет о моей дальнейшей судьбе.

Вопрос: В ежедневной круговерти ООН кто думает о Маутхаузене, Батаане, Сингапуре или Гернике?

Ответ: Никто.

— Что ты сказала? — спрашивает отец.

— Просто рассуждаю вслух.

На его лице отражается удивление.

— Как прошла встреча с Томасси?

Слава богу, на этот вопрос у меня есть ответ.

— Он высокий.

Ах, этот взгляд. Моя дочь опять чудит, демонстрируя бессвязное мышление экс-студентки, сдавшей латынь и логику. Но он все равно любит меня.