Другое лицо

Юнгстедт Мари

– Хочешь поиграть? – прошептала она и рассмеялась, продолжая поцелуй.

Глупый вопрос. Конечно, он хотел.

Юхан провел рукой по волосам и огляделся. Повсюду вдоль стен стояли коробки, дорожные сумки и мешки с различным содержимым, а среди них бегали дети и играли с собакой. Часы показывали одиннадцать вечера, и детям давно следовало спать. Ранее в этот же день они все с вещами прибыли из Стокгольма, где попробовали жить какое-то время. В глубине души Юхан надеялся, что они навсегда останутся на материке, но Эмма так и не прижилась там, и младшие дети тоже. Она страстно хотела вернуться на Готланд, в их старый каменный дом в Руме, и очень скучала по своей церковной школе, где работала учителем

и где ей удалось договориться об отпуске без содержания в связи с отъездом. Эмма также очень скучала по своим родителям и многочисленным знакомым. Он сам, однако, пока не обзавелся большим числом друзей на острове, хотя и прожил здесь с Эммой несколько лет. И вовсе не из-за необщительности, просто работа и семья занимали слишком много времени. Он трудился в маленькой региональной редакции, где его в принципе все устраивало, и прежде всего самостоятельность, которую он там имел. Но также ему нравилось работать с оператором Пией Лильей. На большой земле он отслеживал события в столице для региональных новостей, а не для Готланда, и это было интересно со многих сторон. Но в огромном здании телекомпании в Стокгольме хватало других репортеров, и он стал там лишь одним из многих. Не то что на старой работе, куда возвращался сейчас и где обладал гораздо большей свободой действий, пусть подход к подаче материала здесь сильно отличался от столичного, да и ярких событий, естественно, происходило далеко не так много.

Юхан мог приступить к делу уже на следующий день, и это его очень устраивало. Хотя, конечно, немного мучили угрызения совести, ведь он тем самым перекладывал все хлопоты, связанные с переездом, а именно разбор вещей и наведение порядка в доме, на плечи детей, жены, ее родителей и лучших друзей. Эмме же предстояло отдыхать почти все лето. Учебный год начинался только в августе.

Практически все знакомые предложили им свою помощь во всевозможных бытовых делах – они искренне радовались, что он и Эмма вернулись на Готланд. На все вечера следующей недели они уже получили приглашения на ужин к различным друзьям, поэтому им не требовалось думать о еде, пока их жизнь не войдет в привычную колею. От такого отношения становилось теплее на душе, оно придавало возвращению приятный оттенок. И конечно, ему нравилось на Готланде, хотя жизнь здесь была не столь интересной и насыщенной событиями, как в Стокгольме.

– Может, положим детей спать? Я уже постелила.

Эмма появилась в дверном проеме. Она широко зевнула и окинула усталым взглядом царивший в гостиной беспорядок.

– Да, конечно. А потом мы, пожалуй, сможем посидеть на веранде и выпить по бутылочке пива.

– Естественно. Это именно то, что мне надо. А почему не по две?

В белой тунике и потертых джинсах, с рассыпавшимися по плечам светло-русыми волосами, Эмма выглядела невероятно красивой. Он не мог отвести взгляда от ее блестящих, немного раскосых карих глаз.

Некоторое время спустя они сидели в саду каждый со своей бутылкой пива в руке, наслаждались тишиной и вдыхали запахи начала лета.

– Просто не верится, что мы снова здесь, – вздохнула Эмма. – Душа поет от счастья. Как хорошо, что мы не продали дом.

Для их квартиросъемщиков стало крайне неприятным сюрпризом, когда Юхан весной связался с ними и предупредил о том, что они планируют вернуться и поэтому вынуждены разорвать контракт. Поселившееся здесь семейство с детьми, вероятно, надеялось остаться и постепенно выкупить красивую старую виллу.

– Конечно, – согласился Юхан и сделал глоток холодного пива. – Теперь осталось привести все в порядок, но у нас ведь целое лето впереди.

– И ты завтра выходишь на работу. Какие ощущения?

– Самые лучшие. Будет приятно снова встретиться с Пией. Хотя вряд ли сразу придется вкалывать засучив рукава. Наверняка сейчас царит полный штиль, ведь до начала сезона осталась еще неделя.

– Тем лучше, любимый. Ты сможет пораньше приходить домой и помогать.

Эмма послала ему воздушный

поцелуй и улыбнулась.

Они взяли собаку с собой на вечернюю прогулку. Дом их располагался около школы и спортивной площадки. Ухоженные сады, чистые улочки и тишина, которой не отличался Стокгольм, – вот в принципе и все, чем могла похвастаться Рума. Если, конечно, не считать старую, довольно давно закрытую сахарную фабрику в одном ее конце и двух основных достопримечательностей маленького курортного поселка: расположенных в другом конце развалин средневекового монастыря и местного театра, каждое лето показывавшего в этих естественных декорациях пьесы Шекспира.

Юхан, пожалуй, не считал Руму самым интересным местом на земле, но в ней жила Эмма с детьми, когда они встретились, к тому же родившаяся и выросшая здесь. По части быта у них все устроилось, и сейчас ему осталось только в душе признать Готланд своим настоящим домом. Он потянулся к руке Эммы и подумал, что с этим в конечном счете тоже не возникнет проблем.

Воздух в комнате замер, словно пораженный случившимся. Сексуальное возбуждение, страсть, испуг, ужас, паника, кровь и, наконец, боль, скоропостижная смерть – все составляющие произошедшего здесь страшного события, кажется, каким-то образом оставили в нем свой след. А сейчас наступило затишье после бури.

Я охотно проветрила бы помещение, но не осмеливаюсь открыть окно. Тело болит, руки ноют. Еще совсем недавно мы боролись подобно двум сражающимся медведям. И сначала он казался сильнее, в какой-то момент я даже начала сомневаться в успехе. Теперь он лежит передо мной, не представляющий больше никакой опасности. Неподвижный. Тело в неестественной позе, голова покоится на подушке, глаза таращатся в потолок. Рот слегка приоткрыт, словно от удивления, поскольку вечер закончился совсем не так, как он предполагал. Язык немного свисает наружу, отчего лицо выглядит очень глупо. Столь вожделенного сексуального экстаза, до которого в его понятии оставалось рукой подать, не получилось. Осознание этого я с удовлетворением прочитала в его глазах после того, как окончательно затянула веревку, обернутую мной вокруг его шеи несколькими минутами ранее. Я стягивала ее постепенно. Делая перерывы, когда била его хлыстом, сперва осторожно, потом все больнее. Мне доставляло удовольствие слышать, как он стонал. Видеть, как задыхался. Подмечать панику в его глазах. Он получил то, чего заслужил. Я чувствую, как спокойствие заполняет мою душу, когда я сижу на краю кровати и смотрю на его еще по-зимнему бледное беззащитное тело. Бездушную оболочку того, кто еще недавно считал себя ловким обольстителем.

Мой взгляд падает на цветастые занавески, обрамляющие белоснежный тюль. Контраст с только что случившимся в комнате просто огромен.

Спальня уютная, в ней все сделано с любовью.

Но любовь лежащий в кровати мужчина уже не сможет испытать снова. Затянутая вокруг его шеи петля перекрыла поступление крови, а с ней и кислорода к мозгу. Он надеялся искупаться в море блаженства, но эрекция мгновенно прекратилась, когда до него дошло, что я и не планировала подарить ему сексуальное наслаждение.

Я не могу сдержать довольную улыбку, фактически горжусь собой. Дрожь пробегает по телу. Странное возникает ощущение, когда ты всаживаешь ногти в беззащитное тело другого человека. Бьешь по нему хлыстом и видишь, как на нем остаются глубокие красные полосы. Слышишь наполненные страхом крики. Когда я начала, ничто уже не остановило бы меня. Вот и пришла она, смерти минута. Его жизнь закончилась в этот восхитительный июньский вечер.

В домах по соседству она течет своим чередом. Никто не заметил драмы, разыгравшейся в стоящей у самой воды уютной вилле. Я бросаю взгляд на часы. Четверть двенадцатого. Большинство уже легло в постель, чтобы утром встретить новый день. Лежащий передо мной мужчина, однако, больше никогда не откроет глаза. Он сам поспособствовал столь бесславному концу. Должен себя винить.