Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
Однако для этого театр его отца должен был перебраться из Ленинграда в Москву. Почему? Да потому, что вся творческая карьера Райкина-младшего проходила в Первопрестольной, здесь же у него были и связи – причем как в театральных кругах, так и в партийных. А в Ленинграде всеми делами заправлял Романов и его свита, которые в случае смерти Райкина-старшего вряд ли бы позволили встать у руля Театра миниатюр райкинскому наследнику. Поэтому уже в конце 70-х Константин стал теребить отца на предмет переезда в Москву. Тем более что он видел, как постепенно угасают силы у его родителя. И оживает он лишь на сцене – святом месте для любого актера. По словам К. Райкина:
«Часто, бывало, отец звонит мне в Москву: «Приезжай, хочу показать новую миниатюру…» Приезжаю утром и сразу понимаю: чувствует себя неважно. Весь день мы вместе, и это ощущение все усиливается: отец ходит вяло, говорит тихо. Вечером в театре я вижу, как он медленно гримируется и невольно приходит на ум: «Зрителю сегодня не повезло…» С таким ощущением занимаю место
Короче, накануне своего 70-летия, которое выпало на конец октября 1981 года, Райкин окончательно созрел для того, чтобы перебраться в Москву. Дело было за малым: добиться разрешения властей на этот переезд. А вот в это артист как раз не слишком верил. «Кто будет терпеть у себя под боком такой театр?» – вопрошал он у сына. Но тот был напорист: «Брежнев будет терпеть – как-никак вы с ним знакомы ровно сорок лет. К тому же время удачное: твой юбилей».
Юбилей Райкина отмечался сразу в двух местах: сначала в родном городе юбиляра Ленинграде, а затем в Москве. В обоих городах были устроены торжественные вечера, вторым отделение которых шел почти наполовину урезанный спектакль «Его Величество Театр» (урезанный не цензурой, а самим юбиляром из-за своей большой продолжительности). О том, каким образом проходил торжественный вечер в ГЦКЗ «Россия» рассказывает очевидец – И. Шароев:
«Юбиляр – на сцене в ослепительно белом костюме, при орденах и медалях, со Звездой Героя Социалистического Труда. Такой пышный парад несвойственен Райкину – он никогда не носил никаких знаков отличия.
Парад знаменитостей, остроумные приветствия многих московских театров, шумное, веселое зрелище. Из начальства – никого, хотя им оставлены места, их ждали. Но у всех именно в тот вечер оказались важные дела. Никто не пришел. На всякий случай – а вдруг Райкин опять что-нибудь «сморозит»? Отвечай потом…
Единственный, кого прислали «сверху», был представитель Министерства культуры РСФСР. Ему поручена официальная речь «от имени»… Начал он торжественно, выйдя на сцену с дежурной улыбкой, старательно изображая благорасположение и радость по поводу юбилея того, кто всю жизнь горячо, последовательно и талантливо разоблачал все, что составляло сытое благополучие чиновников…
«…И от себя лично позвольте поздравить вас, дорогой Аркадий Александрович»… Так прямо и сказал… Зал замер. На лице Аркадия Исааковича, поначалу принявшему покорное официальное выражение, появилась некая мука: это он стоически боролся со смехом. И не выдержал – засмеялся так, как мог смеяться он – с всхлипыванием, вздохами, заразительно.
Зал взвыл. Нет, это был не просто хохот. Это был вой, вопль: зал хохотал долго, от души.
Чиновник растерялся (он, судя по всему, не заметил своей оговорки). Помолчал, поглядев в изумлении в зал, и от растерянности начал снова: «…И от себя лично позвольте поздравить вас, дорогой Аркадий…»
Договорить ему не дали. Райкин закатился в новом приступе хохота. Зал ответил ему, радуясь тому, что наконец-то можно осмеять представителя официальных властей, так и не отважившихся появиться на празднике у Райкина. Многого мог не знать чиновник про культуру, но не знать, как зовут Райкина!..
Чиновник от культуры кое-как долопотал нечто официозное и исчез, будто его и не было. Юбилейный вечер весело покатился дальше.
Зал опять взорвался хохотом, когда Л. О. Утесов, выйдя на сцену, обратился к Райкину: «Дорогой Аркадий – как мы сегодня выяснили – Александрович!» Веселились все, а более всех сам Аркадий Исаакович. Он, конечно, своим острым глазом увидел в этой истории некую государственную эксцентрику, подтексты которой сразу же оценили и все присутствующие.
В приветствии участвовала и наша кафедра эстрадного искусства ГИТИСа. Мы собрали наших выпускников и тогдашних студентов – Сергея Дитятева, Акопянов – отца и сына, Анатолия Елизарова, Светлану Резанову, Ефима Шифрина и многих других.
Дитятев написал комедийную мини-пьесу, где шутливо рассказывалось о творческом пути артиста. Фима Шифрин, тогда еще совсем молодой, выходил на сцену из зала в образе юного Аркадия Исааковича – он тогда был похож на него – и стремительно исполнял каскад цитат из «раннего Райкина». Мы выписали студенческий билет № 1, где зачислили Аркадия Исааковича в ряды студентов «навечно». Я торжественно вручил ему этот билет.
Когда мы расцеловались с белоснежным юбиляром, сверкающим и звенящим золотом и платиной орденов, я с удивлением заметил в райкинских глазах некоего чертенка. Тогда мне подумалось: может, и впрямь все это не парад, а скорее – маскарад или карнавал, где все в масках и шутовских костюмах. И первый среди них – сам юбиляр, весело подтрунивающий над собой и над другими?
Кульминацией нашего приветствия стал райкинский вальс. Светлана Резанова, исполняя песню «Белый танец», приблизилась к юбиляру, приглашая его. Мы спорили на репетиции – пойдет ли Райкин танцевать? 70 лет – все-таки возраст, да тут еще торжественный юбилей! На всякий случай было сделано два варианта: если он согласится и если его не удастся вовлечь в эту прекрасную авантюру.
И вот он наступил – этот опасный момент. Резанова остановилась перед Райкиным, склонилась перед ним в поклоне. Зал замер, замерли
И вдруг – чудесная райкинская улыбка, озорной взгляд, миг… и он поднимается. Делает шаг, принимает даму в свои объятья и совершает тур вальса по всей сцене под восторженные возгласы зала. Нечто юношеское – из давно ушедшего – мелькнуло тогда, когда семидесятилетний артист, стройный, подтянутый, устремился с молодой певицей в изящный, легкий танец…»
Именно в те юбилейные дни Райкин выбрал момент для встречи с Брежневым, где поднял вопрос о своем переезде в Москву. Услышав его просьбу, генсек удивился: «Так в чем же дело – переезжай!» На что гость скромно заметил, что необходимо разрешение сразу трех человек: министра культуры, а также партийных руководителей Москвы и Ленинграда. Генсек тут же позвонил всем трем: Петру Демичеву, Виктора Гришину и Григорию Романову. Все трое возражать против переезда Райкина в Москву, естественно, не стали, беря во внимание тот факт, кто именно замолвил слово за артиста. И проблема была решена в течение двадцати минут.
В конце года, оставив ленинградскую квартиру на Кировском проспекте, 17 (она досталась известному кинорежиссеру Семену Арановичу), чета Райкиных перебралась в Москву – в ту самую пятикомнатную квартиру на углу улицы Горького и Благовещенского переулка, которую они получили в свое распоряжение еще в 60-х. Что касается актеров Театра миниатюр, то они перебрались в Москву уже в новом, 1982 году.
Глава 12
«Мир дому твоему» накануне… войны
Естественно, что на новом месте райкинскому театру требовалось помещение для репетиций и показа спектаклей. Однако нашлось оно не сразу – пришлось долго перебирать различные варианты. А пока временной базой Театра миниатюр (он теперь получил статус Государственного) стал Дом культуры института стали и сплавов. Кроме этого, московские власти, согласно монаршьему велению, обеспечили актеров жильем, а также выделили номер в гостинице «Пекин» для тех же репетиций. В то же время руководители СМИ получили указание сверху начать пиар-кампанию в пользу райкинского ГТМ, но уже как учреждения московской культуры. Поэтому на том же ТВ вновь стали крутиться миниатюры Райкина прошлых лет, впрочем, не только прошлых: был, например, показан спектакль «Его Величество Театр», а также ряд новых миниатюр из спектакля «Избранное». Правда, сам Райкин не любил, когда телевизионщики слишком оперативно записывали и показывали его миниатюры. Почему? Вот как это объясняет дочь сатирика – Екатерина Райкина:
«…Как ты, папа, третировал телевизионщиков, не разрешая им записывать твои выступления. Ты говорил: «Завтра они покажут это на всю страну, а послезавтра придут зрители и увидят то же самое на сцене!» А зрители, твои зрители хотели опять видеть тебя. Много раз в одних и тех же спектаклях. Как-то ты сказал председателю Гостелерадио Лапину: «Мы же с вами договорились: сняв нашу программу, вы покажете ее по телевидению только тогда, когда мы ее закончим играть в Москве. А вы показали ее через неделю. Это же бандитизм. Ну как же вам верить после этого?» На что тот, улыбнувшись, ответил: «А вы нам не верьте!» Ты не хотел понять, что эти пленки ложатся золотым фондом в сокровищницу нашей культуры, ты не хотел думать о будущем, ты думал о сегодняшних, завтрашних зрителях. Я благодарю сейчас и радио, и телевидение, которые вопреки твоим яростным запретам и сопротивлению оставили нам записи твоих выступлений. Помню просто скандальный случай в Армении, где тебя хотели обмануть: когда ты вышел на сцену и увидел в зале красные огоньки телекамер, ты отказался выступать. Сказал, что будешь играть только после того, как телевизионщики выйдут из зала. Они упирались, и ты отменил концерт. Тебе стало плохо – сердце. Назавтра телевидение Армении объявило: «Райкин отказался выступать перед армянским народом». Это было ужасно, подло. А на следующий день ты должен был опять выйти на сцену и играть перед этими «обманутыми» и «оскорбленными» зрителями. Представляю, чего это тебе стоило!..»
В русле той же пиар-кампании можно рассматривать и большое интервью Райкина главному печатному изданию советской интеллигенции – «Литературной газете», которое появилось 31 декабря 1981 года. Ответом на него стал поток писем в редакцию, в которых люди не только благодарили Райкина за сказанное, но и… жаловались ему на свою жизнь и просили заступничества. Эти письма наглядно подтверждали масштаб популярности Райкина у простых советских граждан, а также о том месте, которое он занимал в иерархии советских интеллигентов. Много позже автор той газетной публикации – журналист А. Левиков – опубликует часть этих писем. Приведу отрывки лишь из некоторых, чтобы читателю стало понятно, о чем идет речь.
М. А. Ерамишян (сборщик шинного завода, Баку): «Вряд ли найдется человек, который равнодушно относится к искусству такого замечательного, я бы сказал, уникального мастера сцены. Но особенно поражают меня его доброта и отзывчивость на чужое горе. Мой близкий знакомый, педагог, инвалид (у него ампутирована левая нога) Кямал Касумович Гейдаров, как-то отдыхал в Кисловодске, где тогда был и Аркадий Исаакович. Инвалида поместили на втором этаже, и никто не придал этому значения. А вот Райкин, живший на первом этаже, побеспокоился, настоял на обмене комнатами. Не знаю, запомнил ли этот случай известный актер, а мой знакомый – запомнил на всю жизнь».