Другой путь. Трилогия
Шрифт:
– Офигеть, – это были первые слова Захара, произнесенные на гостеприимной кубинской земле. – Как житьто в такой жаре?
– Привыкай, парень, турецкая баня, только бесплатно, – порекомендовал Артем. Он повесил свою сумку на плечо и скомандовал: – За мной!
Похоже, здесь он бывал уже неоднократно: мы не стали дождаться, когда разгрузится вся делегация, а, пройдя таможню так же быстро как в Москве, направились кудато через темный парк.
Свернув на одну из дорожек, мокрые от пота и влажного горячего воздуха, мы остановились под мотыляющимся под порывами ветерка фонарем и через полминуты возле нас с визгом – я даже немного успел испугаться – затормозил яркозеленый "Москвич412".
Водитель –
– Маньяна.
Потом эта "маньяна – завтра" преследовала нас все время, что мы пробыли в Гаване. Кубинцы все дела делали через "маньяна".
Артем забросил вещи в багажник, велел нам полезать в машину и сам уселся рядом с Пабло – так звали нашего водителя.
– Сегодня переночуем у Пабло – его каса свободна, жена уехала к матери в Сьенфуэгос. Отдохнем, а завтра поедем устраиваться в гостиницу.
Пока мы ехали в Гавану, начался дождь – сначала в виде теплой мелкой мороси, а потом ливанул серьезно, заливая ветровое стекло так, что пришлось на пять минут остановиться – дворники не справлялись.
Еще минут через двадцать мы въехали в город. В темноте уже ничего не было видно, да и в тех узких улочках, куда нас привез Пабло, смотреть было не на что.
Мы начали выгружаться, когда, шлепая босыми ногами по лужам, у машины остановились две солидных матроны. Одна чтото спросила у нашего водителя, вторая предложила ему какоето ведро. Пабло некоторое время торговался, они все смеялись, наш водитель сделал неприличный жест и получил за это шлепок черной рукой по губам, на что снова рассмеялся. Несколько раз прозвучало "маньяна". Потом он шлепнул по широкому заду болтливую хохотушку, достал из багажника воронку и вставил ее в бензобак – в ведре матрон оказался бензин. Взяв у водителя деньги, они ушли дальше по улице, а Захар долго смотрел им вслед – на хорошо заметные в темноте белые кружевные рубахи.
Место для сна нам отвели на втором этаже хибары – у раскрытого настежь окна. Артем поднялся еще выше – на крышу, где у хозяина нашлось еще одно удобное для отдыха местечко.
Вопреки ожиданиям, даже приняв по сто граммов знаменитого рома, сразу провалиться в сон не получилось – наверное, сказалась акклиматизация и резкая смена часовых поясов. Мы долго болтали с Захаром о наших впечатлениях, а потом он спросил, что станет с этой веселой страной после распада СССР.
– Фидель вытащит свою страну. – Ответил я. – Конечно, будет трудно, особенно в самом начале, когда в одночасье пропадет рынок для сахара и прекратится помощь братского Союза. Они потеряют очень много – едва не половину своего хозяйства и пятнадцать лет будут выползать из той ямы, в которой окажутся по милости нашего последнего Генсека, продавшего и страну и друзей – не глядя, оптом. Кубинскую революцию спасут пляжи, море, фрукты и медицина, равной которой нет ни у кого в регионе. И еще долго не появится.
– Я гдето читал, – сказал Захар, – что в начале пятидесятых Куба была более развитой страной, чем Япония.
– Япония в начале пятидесятых была после войны. После Хиросимы и Нагасаки, после того, как потеряла вообще все. Низкий старт.
– Чего? – заворочался Захар.
– Эффект низкого старта. Если мы имеем выпуск продукции ежегодно на 100 рублей, то выпустив в следующем году на 10, мы получим десятипроцентный прирост темпов, а если изначально была тысяча, то увеличив ее выпуск на пятьдесят рублей, мы в абсолютных единицах получим пятикратное превосходство над низкостартующим соперником, а вот в относительных он нас обгонит вдвое,
– Это ты откуда знаешь?
– Пересечение линейных функций, алгебра, седьмой класс. – Ответил я. И отвернулся на другой бок, лицом к соседнему балкону, до которого при большом желании можно было, наверное, доплюнуть. – Давай спать, товарищ Майцев. Завтра понесет нас нелегкая на подвиги во славу отечества.
Он промычал чтото невнятное, потом отчетливо пожаловался, что ктото его кусает за ногу и, побрыкавшись недолго, уснул.
Но нелегкая никуда нас не понесла.
Утром я проснулся от того, что Захар толкал меня в бок. Хотел громко возмутиться, но он зажал мне рот рукой и, сделав страшное лицо, показал глазами за прутья перил на соседний балкон – на тот самый, куда вчера мне так хотелось плюнуть.
На балконе, нисколько не стесняясь своей наготы, делала гимнастику совершенно голая, чернявая кубинка. Нет, она вовсе не была негритянкой или мулаткой – она была брюнеткой того жгучеиспанского типа, что может иметь только одно имя – Кармен.
Захар едва не забыл как дышать, пожирая глазами это зрелище. Он зашептал мне в ухо:
– Между прочим, я вот как с тобой связался, так ни разу ничего, а я же молодой еще, мне ни в монахи, ни в подвижники идти не хочется. Эх, знать как хотя бы здороваться поиспански, я бы ее удивил! Не ворочайся, Серый, спугнешь!
– Захар, успокойся уже! – Я потряс его за шевелюру. – Спроси у Пабло, что за девица, они наверняка…
– Иээх, – выдохнул Захар, – это еще кто?
На балкон к гимнастке вышел такой же голый кубинец – жилистый и блестящий. Он облапил красотку и уволок ее внутрь дома, чем изрядно расстроил моего друга.
– Как с такими людьми можно социализм строить? – спросил меня Захар. – Они же несерьезные совсем: голышом почти по улицам скачут, поют все время, тьфу, срамота одна!
Я рассмеялся и встал:
– Если б ты был сейчас вместо этого Хосе или Хуана, все было бы в рамках приличий?
Захар почесал за ухом, тоже поднялся с матраса и рассудительно ответил:
– Ну ято совсем другое дело! Я бы себе таких вольностей не позволил.
Артем уже не спал.
Мы позавтракали какимито маленькими яйцами – размером вполовину от тех, к которым привыкли в Союзе, запили соком, выжатым при нас из разных фруктов.
Спустя еще час, проехав по исторической части Гаваны, налюбовавшись на изыски латиноамериканской архитектуры, обрызганные морем на набережной Малекон, мы оказались в гостинице – отеле, разместившейся в старинном особняке с ажурной колоннадой и внутренним двориком, где бродили какието местные павлины, орущие еще более противно, чем известные нам по мультфильму с бароном Мюнхгаузеном.
В остальном отель был вполне на уровне – чистый, опрятный, с доброжелательным персоналом. Под потолком каждой из трех комнат в нашем номере крутились огромные лопасти вентилятора, создававшие хоть какоето движение воздуха. Захар обрадовался этим вертушкам так, словно были они самым производительным кондиционером. Он попросил сопровождавшего нас кубинца запустить вентилятор побыстрее, Артем с улыбкой перевел просьбу и в ответ мы услышали экспрессивное объяснение, в котором четко разобрали три часто повторяющихся слова: "электрисиста", "ромпио", и традиционная уже "маньяна". "Маньяны" в объяснении было больше всего.