Другой путь. Трилогия
Шрифт:
Геннадий Иванович сильно сдал за прошедшие годы – он придерживался рукой за Георгия Сергеевича, лицо стало худым, да и номенклатурный костюм висел теперь на нем, как на пугале огородном. Павлов, напротив, со дня нашей последней встречи стал выглядеть гораздо лучше – то ли лечился весь год, то ли тогда я застал его во время болезни.
Старики обняли нас поочередно и Воронов, так и оставшийся самым “заводным”, начал нам петь дифирамбы: и дело мы делаем великое, и трудно было ожидать такого от двух мальчишек, и теперьто он видит, что молодому поколению все по плечу. Говорил долго,
Павлов посмеивался и поощрительно хлопал меня по плечу. Захар сидел красный как рак – так его не хвалили еще никогда в жизни.
– Ладно, Геннадий Иваныч, прекращай молодежь развращать, а то еще возгордятся без всякой меры, потом устанешь в чувство приводить.
– Так, Георгий Сергеевич, за большое дело не грех и похвалить! Мы же с тобой такого не сделали. Завидую, можно сказать. Но! – Воронов погрозил в воздухе указательным пальцем. – Побелому!
Они все вместе рассмеялись.
– Аркадьич, сообрази чтонибудь на стол. И коньячку, – попросил Воронов. – Мне, сказать честно, эскулапы запретили спиртное, так хоть понюхаю.
– Так ведь где ж его взять? Коньячокто? Боремся же с привилегиями, сухой закон опять же.
– Ну и черт с ним, чай тогда тащи.
Валентин Аркадьевич поманил за собой Захара и на кухне они вдвоем загремели посудой.
– Николай Ефимович велел передавать привет, – напомнил мне Павлов о существовании партийного казначея Кручины. – Он в полном восторге и спрашивает, когда мы сможем повторить чтото подобное?
Я задумался, “вспоминая” будущее.
– Так же быстро – не скоро. Будут эпизоды, и с валютой и с бумагами. Сейчас рынок деривативов начнет развиваться. Доткомы опять же толькотолько начинают поднимать головы. Все только в рост. Если у Николая Ефимовича есть возможность вложить средства в дело на пятьсемь лет, то доход будет приличным.
Говорил ли я правду? Нет. Мне просто чертовски не хотелось иметь за спиной очередного надзирателя вроде незабвенного ЗолляЛапина – теперь уже на постоянной основе. Всему свое время. Но и отказывать напрямую я не имел права.
Павлов с Вороновым переглянулись – видимо, старые волки почувствовали в моих словах какуюто фальшь, и Георгий Сергеевич сказал:
– Хорошо, я передам Кручине твои слова.
А Воронов добавил:
– Но приехали мы на самом деле не за этим. Прошло достаточно времени, чтобы спросить – когда можно будет приступить к реализации второй части нашего плана? К инвестициям в наше народное хозяйство?
На этот вопрос у меня была “домашняя заготовка”:
– В августе девяносто первого группа инициативных товарищей отстранит Горбачева от власти. Борис Пуго…
– Прибалт? – Воронов мне, кажется, не очень поверил. – Хотя, он же, вроде бы из госбезопасности?
– Понятия не имею, кто он сейчас, – ответил я. – Он станет министром внутренних дел. Дмитрий Язов…
– Этот может, – качнул подбородком Воронов. – Кременьчеловек. Кто еще?
– Янаев, не помню ни имени, ни отчества…
– Генка? Массовикзатейник? Как же, помню. Молодежью все занимался. Ничего про него сказать не могу. Вроде бы совсем безобидный. Еще кто?
– Бакланов…
– Машиностроитель?
– Еще ваш однофамилец, Георгий Сергеевич. Павлов Валентин… не помню отчества – финансист. Первоначально ставленник Горбачева и тех людей, что стояли за Михаилом Сергеевичем. Проведет очень непопулярную в народе денежную реформу, вызвав в массах буквально бешенство. Притом, что прекрасно знал на примере Бирмы, где такая же реформа была проведена в прошедшем – восемьдесят седьмом – году, что, кроме народных волнений, никакого эффекта она не даст. Думаю, эта реформа была ценой за назначение на пост Премьерминистра. Потомто он поймет, куда тащут страну “перестройщики”, примкнет к заговорщикам. Ну и еще Крючков Владимир… отчества тоже не помню.
– КГБ?
– Да.
– Ну этот понятен. Креатура Андропова. Странно, что пошел против Горбачева, видимо, окончательно всех говорун достанет. Все?
– Нет, там еще ктото будет от аграриев, промышленников – не помню точно. Они для массовки и придания перевороту видимости законности и народности.
– Понятно, – заключил Павлов. – И тогда, ты считаешь, будет лучший момент для нашего выхода?
В комнату вошли Изотов с Захаром, принесли пахучий чай и уселись на свои места за круглым столом. Зазвенели ложечки по стаканам.
– Ну, другого времени пока не вижу, – ответил я. – Раньше – просто отберут деньги, позже – своруют.
– Наши – могут, – подтвердил мои ожидания Воронов. – И отобрать и своровать.
– Эх, надеялся поучаствовать, – вздохнул Павлов. – Видимо, не успею. Старость не даст.
– Да тыто, Георгий, еще огурец хоть куда, не то что я, – Геннадий Иванович положил на стол свои руки – с искривленными артритом, дрожащими пальцами. – Видишь, какие клешни себе отрастил?
– Знатные, – похвалил его Павлов. – Но, помнится мне, хотели мы с ребятками еще кое о чем поговорить.
И старики на нас навалились. Они говорили странной разноголосицей: начинал фразу один, подхватывал другой, а заканчивал ее третий. Они помогали друг другу, развивали мысль – кажется, давно отрепетировали свое выступление.
А начал Павлов:
– Когда вы пришли к нам некоторое время назад, сказать честно, мы восприняли вас как забавную диковину и решили рискнуть. Валентин придумал вам занятие. И нужно отдать вам должное, вы смогли нас удивить. Скажу больше – мы несколько раз собирались и решали, что с вами делать дальше? Потому что те возможности, что теперь открываются, просто так отпускать нельзя. Сейчас вы сосредоточены на увеличении капитала. Это хорошее и важное дело, но одним капиталом ничего не решить. Как бы разумно его не разместить. Валентин наговорил вам много всего и его план в общих чертах вполне рабочий… Был бы, если выпустить из внимания несколько моментов. Вопервых: не надейтесь, что вам разрешат свободно накачивать Россию деньгами. Обязательно будет противодействие тех, кто надеется на костях нашей Родины усилить свое влияние в мире. На мировой арене слишком много соперников, желающих играть первую скрипку. И так уж вышло, что пока наши соперники сильнее и могут диктовать общие правила. Это понятно?