Друид
Шрифт:
Римский легион можно сравнить разве что со стаей саранчи. Везде, где он проходит или разбивает лагерь, рынки тут же начинает лихорадить, спрос и предложение скачут вверх и вниз.
На самом деле легионы полностью меняют уклад жизни местных жителей: их обычаи, праздничные дни и даже будни. Во всех селениях, расположенных неподалеку от зимнего лагеря римлян, наверное, не осталось ни одной девушки, которая не забеременела бы от легионера. Так римские и кельтские традиции постепенно объединялись, в Галлии возникала галльско-римская культура. Римлян больше не считали заклятыми врагами, отношение к ним изменилось, а мальчики, рожденные кельтскими женщинами
Если честно, то я всерьез подумывал о том, чтобы принести жертву Меркурию, римскому богу-покровителю купцов и торговцев. Но в том случае, если Тевтат и Меркурий окажутся одним и тем же божеством, которому два народа дали разные имена, Тевтат наверняка поймет, что я недоволен его помощью. Возможно, я сам был причиной своих несчастий? Ведь именно я совершил ошибку, за которую мне теперь приходилось расплачиваться. Понимая, что я, скорее всего, буду вынужден всю зиму спать на ящиках с янтарем, я уже готов был впасть в уныние.
Зима выдалась на удивление суровая. Начался третий год галльской кампании Цезаря. Почти каждую ночь озера и реки покрывались льдом, а по утрам часовые и дозорные часто находили прямо на дорогах, ведущих в наш лагерь, умерших от холода путников, которые напоминали ледяные скульптуры. Когда земля немного просохла, мы с Вандой и Криксосом решили отправиться в Кенаб, столицу карнутов. В канцелярии мне дали трехдневный отпуск, поэтому мы могли не торопиться. Я все еще надеялся избавиться от своего янтаря и даже получить благодаря ему прибыль еще до наступления весны.
Рынки Кенаба оказались полупустыми. Проходя между прилавками и лотками, мы узнавали цены на рыбу, шерстяную ткань и красное вино, на изделия из железа и самые разнообразные вещи, собранные на поле боя в землях белгов и германцев. Однако, как я уже говорил, создавалось такое впечатление, будто лютая зима заморозила не только водоемы, но и торговлю. Но, раз уж мы приехали в Кенаб, я велел Криксосу взять несколько больших янтарных камней, встать с ними с краю рыбного рынка и попытаться продать их за сумму, превышающую в два раза ту, которую заплатил за них я.
— Но ведь я здесь умру от холода, господин!
— Вполне возможно, что именно так и случится, — сказал я, сделав серьезную мину. — Но, прежде чем упасть замертво, ты должен принести весь янтарь на постоялый двор «У петуха».
Я показал, куда следовало идти Криксосу, когда он выполнит мое поручение. Немного ниже по улице, там, где она пересекалась с дорогой, ведущей на юг, стояло двухэтажное здание, к которому примыкали конюшни. Криксос покорно кивнул и посмотрел на меня так жалобно, словно мысленно уже прощался с жизнью. Но я проигнорировал его взгляд и пошел с Вандой вдоль прилавков. Следом за нами трусила Люсия. Когда мы оказались перед входом на постоялый двор «У петуха», я почувствовал аппетитный запах жирного жаркого, жаренной на углях рыбы и пшеничного пива. Оглянувшись назад, я посмотрел на своего раба, который стоял там, где
— Как ты думаешь, может быть, нам стоит взять его с собой? — спросил я.
— Криксоса?! — возмутилась Ванда. — Неужели ты не замечаешь, что он пытается обвести тебя вокруг пальца? Теперь тебе приходится расплачиваться за то, что все это время ты обращался с ним не как с рабом, а как с членом семьи! Он нагло пользуется твоей добротой!
Если честно, я очень удивился, услышав от Ванды эти слова. Почему она возмущалась? Ведь она сама прекрасно знала, что рабы всеми правдами и неправдами пытаются облегчить свою участь. Как-никак, Ванда сама была рабыней!
Мы привязали наших лошадей и вошли внутрь. Едва я открыл дверь, как мне в лицо ударил теплый воздух. Посередине большого помещения горел костер, над которым слуги жарили дикого кабана. Взглянув на почерневшую голову вепря, я почему-то подумал, что на его морде застыло такое выражение, будто он до сих пор не мог поверить в то, что его убили и насадили на вертел. С боков вепря на горящие дрова с шипением капал жир, и по всему залу разносился аппетитный запах. За столами сидели вперемежку жители Кенаба и торговцы, приехавшие в город в надежде выгодно продать свои товары. Они делились друг с другом самыми последними новостями и пересказывали слухи. Кое-кто играл в кости, некоторые гости держали в руках полупустые кружки с пивом и горланили отрывки из песен о героических подвигах кельтов. Несколько человек боролись со сном, пытаясь вполголоса подпевать.
Мы сели за стол у самого очага и заказали рыбу, хлеб и корму — пиво, которое я считал самым лучшим на всем белом свете. Открылась дверь, которая вела в одну из маленьких комнат, примыкавших к большому залу, и оттуда вышла девушка. Она начала играть на флейте, давая гостям понять, что готова принять в свои объятия очередного любовника. Заметив, что никто не проявляет к ней интереса, она принесла нам пшеничное пиво и спросила, собираемся ли мы заночевать на этом постоялом дворе.
— Да, мы проведем здесь по крайней мере одну ночь, — ответил я.
— У нас есть комнаты на восемь человек. Одна кровать стоит четыре асса за ночь. Завтрак с секстарием вина и хлебом обойдется в один асс. Если хочешь развлечься с одной из наших девушек, то тебе придется расстаться с восемью ассами…
Я почувствовал сильный удар. Моя рабыня вела себя как норовистый мул!
— …сено для лошадей стоит два асса…
— Хорошо, — сказал я. — Спасибо, но я думаю, что вашим красавицам придется подождать, когда я появлюсь здесь в следующий раз.
Девушка взглянула на меня и провела языком по полным губам, давая понять, что она совсем не прочь провести со мной время.
— Подумай хорошенько, только для тебя это будет стоить четыре асса, а свою рабыню можешь отправить ночевать в хлев.
Девушка пошла в кухню, виляя бедрами. Юбка из шерстяной ткани так плотно облегала их, что при каждом шаге можно было увидеть под тканью контуры ягодиц, напоминавших два твердых спелых яблока. Глядя ей вслед, я начал раздумывать, не отправить ли мне Ванду на помощь Криксосу… Но тут я почувствовал еще один удар по ноге и чуть не вскрикнул от боли. Ванда была вне себя от ярости.