Друид

Поляков Эдуард Павлович

Старший науч. сотрудник Вега 12

Ю.У. Цлав.

26.01.2037

Глава 11.

Западный океан южнее о. Латтар. Бриг Каракатица

Теперь, когда морской Караван вышел из Гавани Кверкхэма под предводительством Мурены, я выдохнул. Кто бы ни был этот неизвестный, его попытки оставить меня на берегу, не увенчались успехом. Через четыре дня мы будем в столице острова Латтар и всех северных островов, и больше остановок не предвидится.

Ольгерда вынули из воды спустя час, после отправления. Когда я собственноручно стал отвязывать его от стального якоря, тот весь дрожал, стиснув зубы, и не поднимал на меня глаз.

Злоба и обида сейчас переполняли парня. Видимо он посчитал, что тот нокаут, который я прописал ему в темном переулке, был достаточный расплатой за убийство. Может и так, своих людей, всё же, я ценю больше, чем тех, кто пытается меня прирезать. Вот только, всё это было в воспитательных целях, а не ради того, чтобы впредь Ольгерд никого не прирезал.

Он ослушался прямого моего приказа. Более того, он сделал это намеренно! Еще с начала всей заварушки в подворотне, я предупредил парня, чтобы он не убил ненароком никого, и получил одобрительный ответ. Но не прошло и трех минут, как молодой, кровожадный остгёрд, двадцатью сантиметрами стали, остановил сердце боцмана Каракатицы.

Освободив парня от веревок, я схватил его за гладкий подбородок, еще даже не начинал опушаться первыми всходами медной бороды, которой так славятся жители западных островов.

– Злишься? Это хорошо.
– Начало я читать нотации меланхоличным тоном.
– А теперь объясни-ко мне, говорящий с травами, за что я попросил тебя привязать к якорю?

Парень молчал, и молчание его наводило меня на мысли, что он либо слишком горд, что не в состоянии признать собственных ошибок, либо слишком глуп, что не догадался, за что его, с ранами на изрезанной спине, опустили в соленый северный океан.

– Хорошо, подумай еще.
– Пробурчал я себе под нос, но так, чтобы парень продумал каждое слово и начал возвращать узлы на место.

Видимо такого, парень не ожидал. Пару раз он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но только беззвучно хлопал губами, словно рыба, которую вынули из прохладной проруби. Сейчас в нём боролись нежелание снова возвращаться в разъедающую свежие раны соленую воду, и гордость. Всё это было щедро сдобрено детской, едва ли не до слез, обидой и злостью на меня. Ну, это меньшее из зол, подумал я. Лучше раз и навсегда закрыть вопрос о субординации, чтобы в следующий раз не попадать в железную клетку, а затем, в амфитеатр суда. Через час якорь подняли, но вытаскивать парня на палубу, я не спешил.

– Ольгерд, ты готов ответить?
– В этот раз мне было сложнее выдержать этот надменно - безразличный тон.

Парень всё еще смотрел на меня исподлобья, сжимая синие губы. Было видно, что его било крупной дрожью из-за холодного купания на якоре. Глаза покраснели от, всё-таки, попавшей в них морской воды. Я приподнял бровь и хмыкнул, а затем сделал знак рукой, чтобы якорь снова опустили в воду. На самом деле, на душе у меня скребли кошки. Одна часть моего сознания панически кричала, что парня нужно освободить, что это, как минимум, негуманно, так издеваться над парнем. Другая же часть, мое альтерэго, монотонно повторяла, что воспитательные цели оправдывают некоторые ущемления прав и свобод неигровых персонажей.

Как только якорное колесо, вновь зашелестело шестеренками, и железный якорь вновь начал плавно опускаться в разбивающиеся о борт волны, парень не выдержал.

– За то, что я убил того.
– едва ли не скороговоркой поговорил он, борясь со стучащими от холода зубами. Я удовлетворенно кивнул, но это было ещё не всё.

–

А ещё?
– Мой елейный меланхоличный голос, был противен даже мне самому. Но внутри меня, всё радовалась. Парень признал свою неправоту, хоть и со скрипом. Так что, вряд ли придется его ещё раз окунать за борт.

– За то, что ослушался.
– тон парень изменил, но, хоть и смотрел на меня исподлобья, все-таки сдался. Чему, кстати, я был безмерно рад.

– Именно. Надеюсь, ты понимаешь, что во второй раз, при таких же обстоятельствах, я прикажу опустить якорь в воду так, чтобы твоя голова полностью скрылось под водой.
– Сухо и лаконично подвёл черту я.

Парень хоть и отвел взгляд и снова сжал губы от злости, но было видно, что до него дошло. И, слава Богу. Я вновь склонился, чтобы начать развязывать узлы, которые до кровавых ссадин врезались в кожу парня. Пригнувшись, я усмехнулся на его сообразительность, потому, что только теперь понял, почему во второй раз Ольгерд перестал завывать, когда соленая вода вновь наполнила его резные раны на спине.

Теперь, по всей площади резного рисунка на спине парня, словно восковая печать, шрамы закрывал витой слой древесины. Пока в первый раз мы беседовали с ним, каким-то образом парень сумел заставить свой посох подползти к нему и закрепиться так, чтобы я не увидел. И когда Ольгерд вновь скрылся за бортом, древесное тело посоха из виноградной лозы запечатало раны на спине.

Что-что, а вот злиться на смекалку и сообразительность парня, я не собирался. За что его винить? За то, что нашел способ выкрутиться, так это, скорее, мой косяк. Я старался как можно быстрее освободить парня, и тот, потирая затекшие конечности, отправился в чёрный проём, уходящий в трюм. Хоть конфликт между нами и был исчерпан, но до полного налаживания отношений, всё-таки требуется какое-то время. И для меня, и для него. Да и выспаться парню не помешает.

Уже начало смеркаться, и на кораблях, следующих с нами одним курсом, зажглись масляные светильники. Дежурный отбил три склянки на пересменку гребцов . Это означало, что подходит время, когда квартирмейстер поднимется на капитанский мостик и примет управление кораблем от старпома, а заодно и будет отбивать в колокол смены.

Корабль шел попутным ветром, а это значит, что гребцы могли просто развалиться на лавках. Солдат спит, служба идёт. Древняя поговорка, даже не знаю, откуда я её услышал. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что так говорил дядька. Вспомнив, я снова ощутил легкий мороз от страха на коже. На попытку вспомнить, откуда эта фраза, ушло до неприличия много времени. Но это не самое страшное. Главное, и как я ни упирался, не мог вспомнить лица брата моей матери, который, также, является и моим крестным.

Руки непроизвольно слишком сильно сжали борт, который ограждал капитанский мостик. Что это? Нервы, или что-то большее? И в самом деле, я всё меньше понимаю, что это игра, и всё больше становлюсь ее частью. Прошло уже больше двух недель с момента попадания в Каэн-ар-Эйтролл, а я уже начинаю забывать вещи из своей прошлой жизни, которые, казалось бы, не забуду, даже когда костлявая положит свою руку мне на плечо. А что будет через пару месяцев, или полгода?

Из этих прохладных мыслей меня вывел голос Беррхема. Тот, видимо, снова почувствовал себя на капитанском мостике, а не на суше и заплел волосы в, толстые как дреды, косички. Он о чем-то беседовал со старпомом, который сдавал свою вахту, уступая место квартирмейстеру и бывшему капитану.