Дружба
Шрифт:
О господи!
— …Настя, мне кажется, я люблю тебя. И прежде чем ты начнешь говорить мне что-то о своей непривлекательности и незаинтересованности, я подкину будущие контраргументы. Мы два взрослых, обеспеченных человека. Уже женаты и ожидаем ребенка. Нам нечего стыдиться и совершенно не о чем волноваться. Романтические отношения отличаются от дружеских не так сильно, как тебе кажется. Дружба, как и любовь, предполагает симпатию, поддержку и доверие. Никто другой кроме меня тебе всего этого дать не сможет. Я не позволю.
Офигеть! Я уставилась на друга
— Ну, зачем ты это сказал?!
— Так ты знала, — натянул улыбку до ушей.
Вот чёрт.
— Настя, Настенька, — Паньков взял моё лицо в ладони — Как давно, девочка моя?
Богдан нежно поцеловал меня в кончик носа, явно удерживаясь от продолжения:
— Я не очень разборчив в словах, говоря на эти темы, — погладил мою щеку большим пальцем — Если скажу сейчас, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует, подставлю под сомнение собственную философию и весь год наших отношений. Дружба несомненно подразумевает некоторую степень душевной близости, а от нее совсем недалеко до пристрастия. И я попался, Настя. И дело даже не в том, что…
— У тебя не было альтернатив.
Паньков скорчил рожицу:
— Мы подходим друг другу. Мне это было очевидно, с первой нашей встречи.
Похоже на правду. Ведь эту же мотивацию Фрилансер выкинул, предлагая подписать первый контракт. Спланировал все ещё тогда? Что это за маразм?
— И что ты от меня хочешь, гражданин юрист? — свела брови на переносице — Я не собираюсь…
— Пока нам хватит честности.
Вот такие пироги.
Через полчаса я уже преспокойно чистила зубы, составляя план на завтра. В конце процесса сбоку неожиданно выскочил мой сожитель и смачно чмокнул в шею:
— Люблю, — и упорхнул.
Уже в начале августа я начала чувствовать себя как восьмидесятилетняя героиня войны, болеющая артритом. Напряженность и скованность во всем теле достигли просто феноменальных высот. Я не могла рисовать или гулять. Положение лежа и сидя на надувном мяче были единственной отрадой.
Пока я мучилась, Паньков завершил все дела на работе, оплатил счета, проверил связи в родильном доме, составил план и обсудил его с врачом и ассистентами. Оксана же закончила набор приданого для маленького Руслана и обеспечила меня какими-то специальными бюстгальтерами. Аристарх на время забрал Макса к себе.
Я прибывала в полной уверенности, что дохожу срок до конца, хотя врач неоднократно намекал о возможности форсированных родов с нашими выдающимися размерами.
«Уже скоро», — говорила себе в зеркало каждое утро.
Мать звонила раз в пять часов. Телефон брал Паньков. Не знаю, чем родительница занимала его целыми часами напролет, но мой юрист не жаловался.
В режиме ожидания мы провели весь месяц. К схваткам я более или менее привыкла и даже старалась не нервировать Богдана, просто уходя в себя или курсируя по квартире. Вечером первого сентября обычное решение не помогло.
— О, блин, — выругалась скрещивая пальцы — Вот чёрт.
Паньков сидевший рядом и зачитывавший
Доктор и два подхалима от нас никуда не отходили. Я начала мысленную сделку с Русланом по типу, ты мне — нормальные роды, а я тебе — крутой мобильник в первый класс. И знаете, стратегия работала. По крайне мере, когда пришло время орать от боли, мне сказали, что я — самая спокойная пациентка в истории роддома. Ха! Да у нас просто в семье проблем нет! Паньков подбадривал меня, используя замысловатые наборы уменьшительно-ласкательных. Я хваталась за него, висела на шее и руках. Пыталась продырявить ногтями водолазку. Лицо мужа тем временем изображало именно ту картину, которую мне хотелось видеть — полное спокойствие. Паньков без проблем исполнял роль вешалки, периодически поглаживая меня по рукам и пояснице:
— Ты все делаешь хорошо.
Ну, куда я без него, Господи?
Через энное количество времени и периодические потери сознания на свет появился мой Руслан. Мелкого плюхнули мне на живот и пока все вокруг суетились, я пыталась понять дышит моя ляля или нет. Дышит.
С этой обнадеживающей мыслью организм решил взять паузу и я вырубилась. Оказалось, что очень во время. Пока я лежала в отключке силы зла сделали своё дело и залатали меня во всех нужных местах. Руслана уже одели, измерили и взвесили. Паньков как раз наблюдал, как мелкий спит, когда я разлепила глаза.
— 5200, 68 см.
Добрыня Никитич отдыхает.
Муж сел рядом и поцеловал меня в лоб:
— Ты как?
— У меня видок наверное чутка отталкивающий, — попыталась отшутиться.
Паньков снова поцеловал меня в лицо, будто ничего не слышал.
— Эй, эй, — засмеялась — У меня все болит. Во сколько родился-то?
— В пять часов и двадцать три минуты. Ночи.
Я нахмурилась:
— Второго сентября?
— Да.
Мы переглянулись.
Когда крепыш проснулся, передо мной поставили задачу его покормить. Заполучив продолжателя рода, я довольно нахохлилась. Самореализация все-таки. Между мной и чмокающим потомком воцарилось полное спокойствие и понимание. А Паньков снова полез целоваться.
Не знаю, эгоизм это или нет, но вспоминая речи уже рожавших одногруппниц так и хотелось спросить — каким образом можно не чувствовать боль, всего лишь смотря на новорожденного? Фантастика какая-то. Болело буквально всё. И действительно, я даже заснула, забыв досмотреть акт кормления.
Выписали нас через пять дней. Уже на выходе из роддома я заприметила вишневый субару и кучку знакомых лиц.
— Нет, ну вы только посмотрите! — крикнула маман — Мой внук!
— Племянник! — потянулась ручками Оксана.