Друзья друзей
Шрифт:
Осторожно поднявшись, Виталик прошел на кухню. Отчим сидел спиной к нему, прижимая к груди фотографию в траурной рамке. Виталька помнил, что изображено на ней, и не желал лишний раз смотреть на сочетание знакомых глаз с черной лентой.
– Ты был прав, – сказал отчим, и Виталик понял, что обращаются к нему. Отчим умел хранить все в себе и никогда не общался с мертвыми вслух при свидетелях. – Прав насчет Сережи. Сегодня он бы меня устыдился. Но я лишь хотел, чтобы с тобой так себя не вели сволочи всякие. Я знаю, что
Виталька сел на табуретку, готовый в любой момент вскочить и убежать. Он не находил слов, так что предпочел просто сидеть и слушать, словно извиняясь за принятую в недавней драке сторону.
– С твоей мамой у нас никогда вопросов не было, кто чей ребенок, – говорил отчим хрипло. – Она пришла в этот дом, когда тебе оставалось два месяца до рождения. Сереже было тогда пять лет. Я принял тебя, а твоя мама – его. Я никогда не утверждал, что ты мой сын, и не обращался с тобой, как с сыном. Ты можешь меня ненавидеть, если хочешь. Я не знаю, как тебе лучше…
От этих слов Витальке стало невыносимо тошно.
– Зачем ты говоришь мне, как надо жить, если сам не знаешь? – вымолвил он, не ожидая ответа. Отчим поднял на стену мутные глаза. Сейчас он, как всегда, родит какую-то мысль, которую так же забудет, как только немного спадет алкогольный угар. Теперь было видно, что он уже пришел изрядно поддатым. Видимо, со времени схватки у школы его успокоили собутыльники с помощью пары сотен граммов «чистенькой».
– Да ничего я тебе не говорю, – пробормотал отчим, утирая слезы вафельным полотенцем. – Я лишь хочу, чтобы ты себя не позорил.
– Ты сам меня позоришь! – жестко воскликнул Виталька. – Говоришь, что надо бороться со страхом? Вот ты и получил!
Виталька говорил громко, словно старался заглушить дрожь в голосе мощью воздушного потока из собственных легких. Он не мог открыто заявить отчиму, что именно его и боялся больше всего. Что из-за него позорно прятался в шкафу до пятнадцати лет. Не мог и не находил способов сказать это иначе.
– Что, фигово по роже от сына схлопотать? – продолжал он давить. – Когда тебя держат четверо таких же, как ты, а пятый бьет?! Так вот, меня били так же, понял? Только их было шестеро! А ты спрашиваешь, почему у меня синяк на харе! Вот потому!
– Ладно, – отчим помотал головой. – Сядь…
– Не хочу! – Виталька вскочил, чуть не опрокинув стул. – Ты против пацанов молодых силен, если тебя никто не держит? Если против многих не выстоишь, то бухать бежишь и на судьбу плакаться! А мне как уважение зарабатывать?! Почему во всей Белке меня презирают? Из-за тебя! Белочку поймал, орешек потерял! Белочка – это кто к тебе приходит, когда ты бухаешь по-черному! А орех – это я! Для всего села я – орех, который ты поймать не можешь, потому что всегда бухой! Никто меня в расчет не берет!
Отчим слушал молча, качаясь на стуле, словно хотел забыться
– Сегодня я выбрал, кому помочь. – Виталька отошел подальше, прислонившись к подоконнику, по привычке убрав в сторону заштопанную занавеску, чтобы снова не порвать. – Помог пацанам. Завтра приду в школу и буду у них своим. Никто теперь меня не тронет, потому что знают, что на меня рассчитывать можно. И мне не надо для этого быть как они. Не надо курить и бухать за углом. Надо просто собою быть, вот я и буду.
– Будь, – пробубнил отчим. – Кем хочешь будь.
Виталька хотел сказать еще много чего, но услышал шаги за дверью. Выглянув в окно, он сразу похолодел.
– Батя, – сказал он ошеломленно. – Там «мусор» идет.
– Знаю, – невнятно произнес отчим, стукая пустым стаканом о столешницу, накрытую грязной скатертью. – Это за мной.
– Как это?
В дверь несколько раз сильно постучали.
– Открывай, – сказал отчим. – Я посижу пока.
– Почему ты не сказал?
– Хотел напоследок на Сережу посмотреть…
Виталька глядел на отчима, ничего не понимая. Стук повторился.
– Открывай, Василий! – послышался голос участкового. – Тебе дали время на сборы. «Уазик» ждет.
– Тебя что, забирают? – испуганно спросил Виталька.
Вместо ответа отчим кое-как поднялся, стараясь держаться ровно.
– Иди завтра в школу, – проговорил он. – И ничего не бойся. Никто тебя больше бить не будет.
Подойдя к двери, Виталька открыл замок и впустил участкового. Тот был молод, но достаточно любезен, как и всякий на его месте, кто знаком с односельчанами с детства.
– Где папка? – спросил он.
Виталька молча кивнул на кухню.
– Идем, Василий! – крикнул милиционер. – С повинной зачтется!
– С какой еще повинной? – спросил Виталька. – Там ведь самооборона была!
– Какая еще самооборона против безоружной ребятни? – спросил участковый. – Избиение несовершеннолетних с нанесением тяжестей. Скажи спасибо, что бригаду из города не вызвали. Сами решать будем.
– Безоружной?!
– А что, у пацанов ножи были? Или стволы, к примеру? Парень, ты если что знаешь – приходи, выкладывай.
Виталька промолчал. Отчим тем временем уже медленно обулся и был готов к выходу.
– Все нормально, Виталька, – сказал он, почти закрыв глаза. – Не в первый раз…
– Да как бы не в последний, – покачал головой участковый. – Детей избить – это тебе не в «трезвяке» ночевать.
Он взял Василия под руку, повернулся и повел наружу. Виталька видел, что на поясе участкового болтались наручники и дубинка – редкость для улыбчивого парня при исполнении, который обычно встречался во дворах вообще с голыми руками. Милиционер ими не воспользовался. Пока что.