Друзья и возлюбленные
Шрифт:
— Думаешь, стоит?
— Ага. Уверен.
Она перелезла через забор и спрыгнула на поле рядом с ним.
— Здесь мы вроде пускали змеев? Вот с этого холма? — спросил Лоренс.
— Да.
— И чей-то пес еще сожрал змея Адама…
— Да. Бедный его хозяин…
Они стали пробираться по полосе вперед, перешагивая через комья земли и высокие сорняки.
— Я вся дрожу, — сказала Хилари.
— Хочешь, пойдем за руки?
— Пока нет. Может быть, позже.
— Хорошо. Я не хочу тебя злить, просто не знаю, с чего начать разговор.
Хилари
— Все. Не могу больше идти и волноваться.
Она опустилась на холмик, поросший травой. Лоренс немного постоял и сел напротив.
— Хилари, можно мне остаться?
Она не смогла поднять на него взгляд, только собрала юбку и скрутила ее под коленями, затянув в тугой узел и собственные чувства.
— Ты права насчет нашей семьи. Я все еще люблю тебя. Наш брак не погиб, но серьезно переболел. Я в самом деле тебя люблю. Без этой любви я не выживу. Ты в моем сердце, в самом его основании. Я не только не вижу без тебя жизни, нет: я твердо знаю, что она невозможна. Ну, какая-то жизнь будет — хромая, кособокая, но с прежней ее не сравнить.
Он замолчал. На них подул ветер, бросив на колени Хилари серо-черную коробочку с семенами.
— С другой стороны, я тоже прав, — продолжал Лоренс. — Беда в том, что я люблю и Джину. Это чистая правда, так оно и есть. Но я не готов променять тебя на Джину. И как бы мне ни хотелось убить разом двух зайцев, я понимаю, что это невозможно. Да и не нужно: я, честно говоря, предпочел бы обойтись без этой дилеммы. С радостью перестал бы любить Джи ну, щелк выключателем — и готово. Надеюсь, что если мы с ней перестанем видеться, так оно и будет. Клянусь, я приложу все усилия, чтобы ее разлюбить. Но мне приходится осторожничать. Было бы глупо с моей стороны надуть шарики, закатить вечеринку и объявить: «Я возвращаюсь! Простите меня и примите обратно». Я должен просить у тебя согласия. И в то же время я сознаю, что не заслуживаю этого. Словом, с моей стороны жутко нечестно взваливать на тебя бремя решения, но мне больше ничего не остается.
Он замолчал. Хилари разломила коробочку, и черные, зернышки полетели по ветру.
— Ты простишь меня за то, что я сделал? Дашь ли шанс забыть Джину? На твоем месте я бы вряд ли простил, поэтому надеюсь на чудо.
Хилари очень медленно произнесла:
— Я буду ужасно себя вести.
— Хорошо.
— Я не всегда смогу сдерживать едкие замечания. Возможно, какое-то время не буду выносить твоих прикосновений.
— Да.
— Не знаю, Лоренс. Я всей душой мечтала об этом, а теперь… не знаю. Я опустошена.
— Милая, родная моя, — проговорил он. — Мне так жаль…
Она положила голову на колени.
— Я бы хотела снова мечтать о твоем возвращении. Но это чувство пропало, и я не могу его вспомнить…
— Смогла бы ты вновь мне довериться? Смогла бы? Ведь я люблю тебя всем сердцем.
— Может быть…
— Знаю, это рискованно. И мне придется тяжелее, чем тебе.
— Неправда.
Лоренс нагнулся, чтобы разглядеть ее лицо.
—
Ему показалось, что она кивнула.
— Любишь?
Хилари подняла голову.
— Наверное. Вроде бы да. Просто сейчас я не могу вспомнить, что такое любовь, каково это…
— Ты еще вспомнишь. Обещаю.
Он положил руку на ее руки, сцепленные вокруг коленей. Хилари ее не скинула. Ему хотелось добиться от жены твердого и окончательного «да», но он решил, что не стоит. Он просто сидел, держа Хилари за руки, и любовался ею.
ГЛАВА 19
Джина нашла подходящую квартиру — в брошюре говорилось, что дом находится на востоке По, окна выходят на Пиренеи, что в нем четыре спальни, изысканная гостиная и веранда на крыше. Прилагалась и фотография самого многоэтажного дома, построенного в XIX веке, — агент вложил под прозрачную обложку красную стрелку, указывающую на квартиру. Цена была хорошая. Ей придется отдать все, что она выручит с Хай-Плейс, но ведь и у Лоренса останутся деньги после продажи гостиницы. Этого хватит на то, чтобы путешествовать и в любое время приглашать к себе детей. Джина посмотрела на фотографию через лупу и попыталась вообразить себя за этими высокими окнами, на самом верху старого французского дома.
Время близилось к обеду. Примерно через час Софи вернется из школы, если не останется на занятиях в театральном кружке. Вчера она пришла домой с решительной рыжеволосой девушкой по имени Лара, и, прихватив бутылку минеральной воды и пачку чипсов, они заперлись в комнате Софи. Джина почувствовала себя не у дел. Лара вела себя очень прилично, но все-таки Джине стало не по себе: интересно, что рассказала ей Софи? У нее был дерзкий взгляд, огненные волосы и размашистые движения. Они с Софи два часа просидели наверху, после чего Лара спустилась, взяла сумку, сказала Джине: «Приятно было с вами познакомиться», и неторопливо пошла домой.
Джина вновь склонилась над брошюрой. Спальни крохотные, да и ванная всего одна… Жаль, агенты не приложили снимок веранды: она либо решит все дело, либо окажется простой бетонной коробкой с веревкой для сушки белья. Если так, они, конечно, украсят ее цветочными горшками, вазонами и коваными решетками. Вид с нее будет чудесный в любом случае. Джина посмотрела через стеклянную дверь на ромашковую лужайку, аккуратные клумбы и готическую скамью. Ей страшно надоело жить без красивого вида из окна.
Пока она смотрела на сад, кто-то вошел в ворота. Наверное, Софи вернулась пораньше. Джина быстренько убрала брошюру под газету, оперлась подбородком на ладони и стала поджидать дочь. Вместо нее в дверях появился Лоренс.
— О, ты пришел днем! — Джина тут же вскочила.
Он вошел, обнял ее, поцеловал в щеку и несколько секунд держал в объятиях.
— Смотри, — вырываясь, сказала она. — Смотри! — Джина убрала газету и протянула ему французскую брошюру. — Чудесная квартира на последнем этаже и с верандой!