Друзья и враги Анатолия Русакова(изд.1965)
Шрифт:
— Не знаю, не знаю… И все же я требую, чтобы Русаков не звонил, не приходил… Он действует мне на нервы. Это не твоего круга человек.
— Мы комсомольцы, он мой товарищ, мы выполняем одно комсомольское поручение, как бригадмильцы.
— Ну как ты можешь об этом всерьез говорить? Моя Лика — бригадмилец! Анекдот! Я сейчас же позвоню в милицию и потребую, чтобы отменили это головотяпство. Нашли для интеллигентной девушки занятие— бригадмильство!..
— Этого не будет. Ты знаешь,
— Ах, так? Пусть с тобой поговорит отец. Пусть и он отвечает за твою судьбу!
Уходя, Агния Львовна с силой распахнула дверь. Толчок бросил Боба на колени.
— Ты?.. Что случилось? Или ты подслушивал?
— Подумаешь, секреты… орете на всю квартиру.
— И ты подслушивал? Нехорошо! Скажи, как называет папа тех, кто подслушивает?
— К черту! Оставь меня в покое, слышишь? Учи свою влюбленную дуру!
Лика размахнулась и влепила брату пощечину.
— Проси сейчас же прощения, дрянь! — вскипела Агния Львовна, наступая на Боба.
— Не буду! Идите вы… — огрызнулся Боб, отступая к двери.
А еще через час Агния Львовна униженно просила:
— Ну, Бобик, миленький, ну прости свою мамочку. Я понимаю, твое поведение — результат психических травм. Но ведь и я нервничаю. Надо сдерживаться. Ну обещай держать себя в руках. Ну поцелуй свою мамочку…
— Занукала!
Боб снова чувствовал себя царьком в доме.
Боб сидел в своей комнате за столом, свистел и тихо напевал: «Все хорошо, прелестная маркиза, все хорошо, все хорошо». Неужели правда, что Пашку отправили в колонию? Если взяли Пашку — то это «очень даже хорошо, хорошо-отлично». Но за что взяли? Если за спекуляцию Рудиной музыкой на рентгеновской пленке со скелетами, то «хорошо-отлично». А если за воровство в книжных магазинах, если узнали про кражу денег у старушки в магазине, то очень и очень нехорошо… Этот Пашка может наговорить и про него, Боба…
Неизвестность стала невыносимой. Боб (эх, была не была!) отправился на разведку на Пашкину квартиру.
Мать Пашки встретила Боба воинственно:
— Как? Тебя еще не забрали?
— Меня? — Боб сразу смертельно испугался. — Зачем? За что?
— И ты еще спрашиваешь! Будто сам не знаешь. Ага, допрыгались голубчики! Так вам и надо! Из-за вас, чертей, самой можно влипнуть…
— А Рудя тоже?..
— Какой Рудя? Никаких я Рудей Миличей не знаю и знать не хочу. Черт его знает, откуда Пашка пластинки доставал. Я так и сказала Русакову.
— Значит, Рудя в Москве?
— Я же сказала милиции — ничего не знаю… Наверное,
— Так где же сейчас Пашка?
— А тебе, чурбан, адресок его колонии требуется? Хочешь сам туда явиться на исправление? Ты лучше прямо в тюрьму двигай!
— Что вы? Зачем?
— А затем, что были вы с Пашкой одна шайка-лейка. Пашку забрали — и тебе туда же дорога. А Пашка какой? Молчит, молчит, а потом молчать не станет. Отвечать за вас, за всех дураков? Нет. Ты его подбивал, ты пограмотней. А он уши развесил. Все расскажет.
— Ч-ч-что р-р-рас-с-скажет?
— Все! Хоть ты и ловко, видать, скрываешься, а все равно бригадмилец Русаков тебя под землей найдет.
Боб попятился и опрометью помчался домой. Он ходил, вернее, метался по своей комнате и думал, думал…
А что будет, если Пашка наябедничает? Не лучше ли сейчас же уехать к тете Оле в Свердловск? Но, может быть, он сам себя напрасно пугает? Если Рудю не забрали, то и ему, Бобу, тоже нечего беспокоиться. Ведь мало ли что могла сболтнуть Пашкина мать!
Трусливому Бобу везде мерещилась опасность. Чтобы его разговор не услышала Лика, а потом не передала Анатолию, он из автомата позвонил Руде.
Ответил незнакомый голос.
— Мне Рудю… — замялся Боб.
— Кто спрашивает?
— Его друг.
— Какой друг?
Боб испугался и поспешно ответил:
— Я в другой раз позвоню…
— Это ты, Вундербоб? — Голос на другом конце провода сразу изменился.
— Рудя! — радостно воскликнул Боб. — Да, это я, Вундербоб. Пашку услали в колонию, а ты как?
— Я-то ничего, прыгаю… А ты… Да, твои дела неважнецкие.
— Мои? Почему? — с замиранием сердца спросил Боб.
— По телефону не могу. Сыпь ко мне, расскажу.
Боб бежал к дому Руди, задыхаясь от страха.
— Плохи твои дела, Вундербоб! — Этими словами встретил его Рудя.
— А что?
— Был налет на Чуму и его дружков. Слыхал? Цыгана и еще троих замели. Чума ранен, но сбежал.
— А какое это имеет отношение ко мне?
— Ты же вместе с Пашкой и Цыганом обворовал старушку в магазине «Три поросенка».
— Так это же Цыган и Пашка действовали.
— Ты на других не вали. Этим делом заинтересовался Анатолий Русаков и готовит криминально-судебное, уголовно-процессуальное, показательное дело по обвинению Троицкого Бориса Павловича по строгой статье уголовного кодекса и прочее. Понимэ?
У Боба дрожали губы, дрожал подбородок, дрожали веки. Еще немного — и он заплачет.
— Если будешь меня слушаться во всем, то ни суда над тобой не будет и никуда тебя не зашлют.