Друзья и враги Анатолия Русакова(изд.1965)
Шрифт:
— Вижу, мучаетесь, а дочь послать боитесь, как бы не отстала от поезда… Ну, и я… — Молодой человек не закончил и смутился под благодарными взглядами матери и ее семнадцатилетней дочери.
— Да вы просто прелесть! — восторженно воскликнула женщина. — Совершенно незнакомый человек — и так любезен! — Назидательно подняв пухлый палец, она продолжала:
— В чем, собственно, заключается основная черта воспитанности? В том, чтобы делать приятное каждому, кто заслуживает этого.
— Кто же заслуживает? — спросил
— Каждый, кто не доказал обратного, — бойко ответила она, и все засмеялись.
Засмеялся и спросивший, человек с проседью, лежавший наверху с книгой.
— Об этом мой муж читает лекции, — продолжала дама. — Публика его обожает… Налейте, пожалуйста, лимонной! Его лучшая лекция — «Об основах морали и этики советского человека». Тема, на первый взгляд, скучная, но он умеет так живо ее преподнести, так живо… Чудесная вода. Неужели в Орле такую делают?.. Поверите ли, на его лекции столько публики набивается, что даже в проходах стоят. Как он красиво говорит о рыцарском отношении к женщинам! Да… А этого, к сожалению, так не хватает нашей молодежи… Ах, наша молодежь! Горе! Налейте еще немного. Ох, африканская жара! Невозможно…
Пассажирка выпила два стакана воды и, откинувшись на подушки, принялась обмахиваться платочком.
— Я вам очень советую послушать лекцию мужа. Конечно, не с воспитательной целью… Вы достаточно воспитанный юноша, а из интереса. Скучать не будете. Вы надолго в Москву?
— Теперь надолго. — Юноша сел на край полки.
— Теперь? Откуда же вы едете?
— Из колонии. Возвращаюсь домой.
— Что? Что вы сказали? Из… из колонии? И вы… так спокойно об этом? — Женщина смешалась. — Нет, вы шутите! — пролепетала она.
— Какие тут шутки! — усмехнулся молодой человек
— А за что вас? — невольно вырвалось у девушки.
— Лика! — возмущенно воскликнула мать.
— Я, право, не хотела… я думала… — пробормотала девушка. — Простите!
— Другие скрывают, а мне… зачем же врать? Ну, был осужден за разбой по Указу сорок седьмого года. Ну, ко мне, как к несовершеннолетнему, применили смягчающую статью, потому и срок определили в восемь лет. Отбыл четыре года и еду, — строго, почти официально сказал Анатолий, глядя прямо перед собой.
— За разбой?! — воскликнула девушка. Пристальный взгляд ее широко открытых глаз выражал и затаенный страх и любопытство.
— Да, осудили за разбой, но ведь я сам был в этом виноват. Никого не виню. И не жалуюсь. — Молодой человек с вызовом посмотрел на нее. Он был готов ответить на любой ее вопрос, если даже он коснется самого сокровенного из его недавнего прошлого.
— Прошел один по делу? Взял «мокрое дело» на себя? — раздался голос сверху. Спрашивал пассажир с проседью, который почти всю дорогу молча лежал на полке с книгой в руках.
— Могу рассказать, — предложил Анатолий, прямо глядя на мать с дочерью.
—
— Как хотите! — буркнул Анатолий и, помолчав, добавил — Есть восточная поговорка: «Умный человек не споткнется дважды об один и тот же камень». Сам виноват во всей этой истории. Глуп был. — Он неловко улыбнулся пассажирам.
Старушка с боковой полки, ее муж, строгай худой старик, и еще трое скучающих, заглядывавших из купе справа, неприязненно и сурово смотрели на него. Улыбка медленно сошла с лица Анатолия Русакова.
— «Отпускник»! — вдруг громко и язвительно бросил мужчина с одутловатым, рыхлым лицом и белесыми глазами, прислонившийся к вагонной стойке.
Пассажиры переглянулись.
— Никакой я не «отпускник». — Анатолий покраснел. — С меня судимость снята, — тихо объяснил он.
— Знаем мы вас! — зло крикнул стоявший в проходе.
На его голос подошли еще несколько любопытных.
Вверху будто грохнул выстрел. Это пожилой пассажир захлопнул книгу, спрыгнул с полки и сел рядом с Анатолием. Быстрыми насмешливыми глазами он оглядел собравшихся пассажиров. Анатолий не мог отвести взгляда от руки этого человека, вернее, от силуэта церкви, вытатуированного на его руке повыше локтя. Он-то понимал, что это значит. Понимал и молчал, мысленно, в который уже раз, повторяя себе: «Никогда, нигде, ни по какому поводу не связывайся с ворами, с блатными, даже с близкими к ним, даже в случайном разговоре, и ни во что не вмешивайся. Сторонись…»
— Ишь прикидывается агнцем! — злорадно сказал мужчина, назвавший Анатолия «отпускником». — Теперь, граждане, берегите свои вещички и карманы…
И тут Анатолий промолчал. Но человек с книгой зло посмотрел на говорившего и, четко выговаривая каждое слово, сказал:
— Уходите-ка, гражданин хороший, на свое местечко и парня не обижайте. Что он вам плохого сделал? Украл у вас? Оскорбил?
— Так он же сам признался…
— Вот именно! Это понимать надо! Тот, кто замыслил плохое, о себе такого никогда не скажет. Зачем возбуждать недоверие?
— Я знаю случаи…
— Случаи? — воскликнул пассажир с книгой. — Их немало, не только плохих, а и хороших. Я сам — случай.
И со мной когда-то случилось… — Он показал на татуировку выше локтя.
— Вот и защищаешь…
— Вот и защищаю, потому что вижу цену человеку. Ежели уж парень так говорит, не ловчит перед народом, не валит вину на Сашку да Машку — значит, хоть топило его и ломало, да не сломало и не утопило. Выбрался… Человеком хочет стать. И нечего всяким горлопанам мутить душу его, сбивать с веры в себя…