Друзья и враги Анатолия Русакова
Шрифт:
На глазах Боба навернулись слезы. Он остро жалел себя, он тосковал по свободе, которую потерял так неожиданно. Он опутан Пашкой, опутан Рудей и тем Цыганом, за которым стоит невидимый и страшный Леня Чума, которого даже Цыган боится. Он один, Боб. У него нет прежних друзей. Даже на конференцию в Планетарий он не смеет пойти теперь. А может быть, права нянька? Надо было потихоньку покаяться в церкви, поцеловать крест, икону, и все бы сняло? Не было бы рядом Пашки. А теперь Пашка стоит тут и насмешливо говорит:
— Ты не заснул, крокодил?
— Пашечка,
Пашка многозначительно свистнул, придвинулся и презрительно смерил Боба взглядом с головы до ног:
— А вот я спою твоему папочке: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно». Чтобы как из пушки! Придешь?
— Приду, — еле выдавил из себя Боб.
Сутулясь, Боб стоял возле дома Пашки. Не так-то просто отвечать на вопросы знакомых, куда он исчез, когда его мама «все телефоны оборвала». Заметив Ликиных подруг, Боб повернулся к ним спиной и медленно двинулся вперед по улице. Когда девушки поравнялись, Боб, чтобы его не узнали, быстро повернулся, побежал обратно, но наскочил на худенького Гарика Морова, долговязого, вечно смешливого Юзика Бернштейна и коренастого Женю Хлебникова. Мальчики окружили Боба.
Боб приветственно взмахнул рукой и попытался улизнуть. Женя схватил его за руку. Мальчики засыпали его вопросами. Почему его не видно в Планетарии? Будет ли на конференции? Почему его искали родители?
— Летал с дядей… Поехал провожать его на аэродром… Дядя вылетел на Северный полюс, ну и я увязался… незаметно спрятался в багажнике…
— Ты был на полюсе?
— Не совсем… Дядя облетывал новый самолет, и вдруг вынужденная -посадка… Тайга! Болото, медведи… Радио отказало. Поэтому дядя не смог сообщить обо мне домой.
— А самолет? — спросил Женя.
— Самолет? — переспросил Боб и ответил так, как на такие вопросы отвечал дядя. — Государственная тайна!
Боб врал вдохновенно, но, чтобы его не уличили, повторял:
— Не могу рассказать, государственная тайна.
И идет он сейчас в аптеку. Там, в тайге, медведь погнался за ним. Он, Боб, даже плыл, а вода холодная, ну и вот… Боб взялся за горло и надрывно закашлял.
— А медведя застрелили?
— Дядя, из карабина.
— А шкуру сняли? Привезли? Большая?
— Сняли. Большая… Подарили эвенку.
Потом он расскажет все подробно, а сейчас больно говорить, и голос пропал, еле шепчет. А куда они шли? О чем так громко спорили? Пусть расскажут, а ему трудно говорить. Уловка удалась. Оказывается, мальчики шли в «Индийскую гробницу» готовить «Устин журнал» к предстоящей конференции. «Индийской гробницей» они называли Планетарий. Устей звали контролершу в Планетарии, маленькую пожилую женщину, острословку. К конференции надо было выпустить устную газету с уголком юмора. По пути они обсуждали, как правильнее было бы ответить на некоторые вопросы, предлагавшиеся на астрономической олимпиаде.
Боб почти
Юзик стал доказывать, что Гарик неправильно решил задачу с кометой Галлея, упомянутой Жюлем Верном.
Теперь спор увлек Боба. — Ведь это он сам, Боб Троицкий, хоть и «лунатик», а не «кометчик», задал вопрос руководителю о жюльверновской комете Галлея, а теперь его вопрос превратился в задачу на московской астрономической викторине! Вот здорово!
Задача, как объяснил Гарик, была изложена так: в романе Жюля Верна «Гектор Сервадак» говорится о комете Галлея с периодом обращения в два года. Могла ли быть такая комета?
— Такой кометы, — вмешался Боб, — быть не могло.
Надо исходить из третьего закона Кеплера, чтобы определить величину большой оси… Боб увлекся и заговорил громко, совсем забыв о "болезни горла».
— Ну и врун же ты, Бобка! Так бы и признался нам, что доклада не успел приготовить, — вдруг хмуро сказал Женя Хлебников.
— Как это не успел, — вскипел Боб, — если доклад написан!
— Так чего же ты крутишь? «Болен, горло, медведи…» Ты такой же больной, как и я. Вот как голос прорезался! Беги за докладом и вместе пойдем в Планетарий.
— Дела у меня…— пробормотал Боб. — Да ведь докладывает Борис Алексеевич.
Я только содокладчик. Он и без меня справится.
— Так он же болен гриппом.
— Неужели болен?
— Пошли, пошли, а то сорвешь доклад!
Друзья подхватили его и потащили с собой. Боб мысленно послал Пашку к черту и сразу повеселел.
Но тут раздался Пашкин голос:
— Ты, Вундербоб, куда?
— Кто это? Что за тип? — спросил Женя, ученик не их школы.
— Пашка, учился в нашем классе…
— Зубрилы-бомбилы-прохиндеи! — презрительно бросил Пашка и сплюнул сквозь зубы.
— Ну ты, потише! — оборвал его Женя Хлебников и позвал: — Пошли, Боб!
— Кто куда, а я в сберкассу, — презрительно отозвался Пашка.—Вундербоб, ко мне!
— Неужели останешься? — озабоченно спросил вихрастый Юзик, переводя взгляд с Пашки на Боба и обратно. Он не мог понять, почему Пашка командует.
— Я бы очень хотел пойти с вами…— начал Боб.
— Да брось ты этого типа! — возмутился Гарик.
— Брось… А если не бросается? — Лицо Боба исказилось мучительной усмешкой.
— За мной, Вундербоб! — повторил Пашка и, волоча ноги, медленно побрел в сторону Арбатской площади.
Ой, как хотелось Бобу остаться с друзьями! Как он не хотел идти с Пашкой!
«А ну его к черту, Пашку, —вдруг решил Боб.—Пойду с ребятами, и все. А ему отдам завтра».
— Так позвонить твоему папахену? — крикнул Пашка и показал кулак. — Или им, приятелям твоим, рассказать?
Разоблачения Боб боялся больше всего. Ему бы сто рублей, только сто рублей. Он их швырнет Пашке в лицо и этим заткнет ему рот.