Друзья, которые всегда со мной
Шрифт:
Знаете, есть выражение — обаятельный. Обаятельный человек, обаятельная личность. С полным правом про Джери можно было сказать — обаятельный пес. Пусть это вас не шокирует. Животные тоже бывают симпатичные и несимпатичные, к ним подходят все эпитеты, какими мы порой награждаем людей…
…Да, Джери поправился. Операция пошла на пользу, гроза пронеслась. Надолго ли? Никто не мог ответить на этот вопрос, и я не задавался им. К чему? Что это даст? Приятно было сознавать, что Джери снова Джери, каким все привыкли видеть его. И мы замышляли — то есть замышлял я, а Джери не отказывался — новые походы. Природа влекла к себе меня, а Джери в лесу, в поле, у реки, как я уже отмечал не раз, делался сам не свой. Его невозможно было узнать: как расшалившийся щенок носится, бегает сломя голову, не помня себя от счастья; что-то
Моя ненасытная страсть краеведа (у истого следопытчика — краеведа и краелюба — она остается неутоленной всю жизнь) не раз приводила нас в отдаленные, а иногда еще и плохо обжитые места, но это лишь прибавляло остроты и особого очарования.
Обычно наши походы имели цель: я делал фотоснимки, а потом печатал их в газетах и журналах. Так появились мои снимки в журнале «Уральский следопыт», в других периодических и непериодических изданиях. Можно сказать, что Джери был соавтором их; а если не соавтором, то… Могу утверждать, что некоторые из них, безусловно, не появились бы, если б не Джери: одному было бы скучно ездить.
Джери не смог принять участия лишь в лодочной поездке по реке Чусовой — помешали его размеры и вес. Он наверняка опрокинул бы лодку. Вместо него ездила Снукки.
Сегодня мы снова вместе — Джери, Снукки и я. Мы в вагоне электрички. Мелькают знакомые названия: Шувакиш, Исеть, Мурзинка… По этой дороге мы ездили уже не раз. Старая горнозаводская линия, много говорящая сердцу каждого уральца. Помню, ехали на выставку в Нижний Тагил. Собственно, выставка нас не интересовала — конкурентов для Джери там не было; тагильчане просили привезти Джери, чтоб показать любителям.
Неожиданно мой спокойный Джери завертелся, заерзал в вагоне, тычется мордой, смотрит на меня умоляюще. Все ясно: «приторопило». Слабый кишечник и желудок Джери иногда давали себя знать в самый неподходящий момент. Что будешь делать — на первой же остановке вылезли из вагона; только я отвел Джери за кустик, электровоз ту-ту! Поехали! А мы остались. Бежали тридцать один километр по шпалам. «31» значилось на столбе; до центра Тагила, вероятно, было больше. К счастью, такие расстояния мы с Джери научились преодолевать пешком — пригодились тренировки. Пес, поняв, что отстали, сперва порывался мчаться бегом, вероятно, хотел догнать поезд; визжит да бежит; визжит — очевидно, понимает, что получилась, как говорят в театре, «накладка»; потом выдохся, и уже я подгонял Джери, чтоб не тянулся сзади. Поводок я отцепил, он шел свободно. Все же мы успели… Пришли, правда, к концу выставки, все в грязи, но, повторяю, успели. Появление Джери и так вызвало фурор; а тут еще такое происшествие, можно сказать, героизм — не стали сидеть и ждать, когда подойдет следующая электричка (тогда мы наверняка бы опоздали). Словом, приключение только прибавило авторитета Джери, а я после получил много писем от тагильских любителей с просьбой помочь достать щенка-дога…
Замечу, что Тагил теперь совсем другой — большой, современный город с громадными зданиями из стекла и бетона; а на моей памяти от вокзала еще тянулась уличка с низенькими строениями, будто вросшими в землю, и прокопченными до такой степени, что, казалось, их специально покрасили в черный цвет. Тротуары были скверные; когда мы шли, встречные прохожие останавливались и смотрели нам вслед. Теперь в Нижнем Тагиле свой клуб служебного собаководства, и догом там уже никого не удивишь.
Исеть — Чертово Городище, Верх-Нейвинск — Семь Братьев… Примечательные уральские места! Обычно по воскресеньям сюда устремляется поток экскурсантов, туристов и просто отдыхающих.
Станция Исеть. Ныне тут все застроено, шумит камнедробильный завод. А еще перед войной от самой станции начиналась узенькая уютная тропинка. Сперва она бежала вдоль железной дороги, затем повертывала в лес, ныряла вниз, к ручью, взбегала в гору, то прячась в густом папоротнике под деревьями, то появляясь вновь… И вот перед нами открывалось удивительное нагромождение камней, вознесенное выше леса. Чертово Городище! Меня удручало, что всякие «Жоры», «Нюси», «Светы» измарали
Сегодня наш путь — на Семь Братьев… Трудно сказать, что красивее: Чертово Городище или Семь Братьев. Они — «родственники», во всяком случае происхождение одинаково: и там и тут нагромождение громадных гранитных лепешек — глыб. Но Чертово Городище ближе, доступнее, поэтому здесь всегда много народу и намусорено — неразумность посетителей начала сказываться даже на окружающей растительности; Семь Братьев — дальше, дорога к ним сложнее и ходят к ним реже…
От станции Верх-Нейвинск, что почти у самой воды, на берегу красивого Верх-Нейвинского пруда, пересекаешь по плотине реку Нейву, долго идешь старым заводским поселком. В нем и поныне можно встретить потомков кержаков, старообрядцев, переселившихся на Урал с реки Керженца. Примечательна «демидовская» контора, белое каменное здание, совершенно круглое, с небольшим шпилем наверху. Легенда повествует: на этом месте пировал Демидов с приятелями, подошедший приказчик спросил — а какую архитектуру придать конторе? Пьяный владелец обвел рукой вокруг себя, потом поставил жбан с квасом на траву и сказал: «А вот такую». И построили контору, круглую, как жбан. Ныне — памятник архитектуры и истории.
Уже вскоре после поселка первое препятствие — болото. Через болото перекинута слань, наплавные мостки и две-три жердины, но жерди и бревна старые, полусгнившие, кой-где рассыпались, чуть скреплены ржавой проволокой, под тяжестью человека угрузают в воду. Через несколько шагов я уже начерпал в ботинки. Джери сунулся на мостки, соскользнул, погрузился в жидкий ил, вылез, попробовал еще раз, опять оступился и… зашлепал прямо по болоту. Так вернее и ноги не вывихнешь! Снукки — хитрющая! — сразу не пошла за нами, решила обежать сторонкой; и действительно, сотню метров бежала посуху; но потом болото расширилось, разлился открытый плес, Снукки остановилась, заметалась в нерешительности туда-сюда и отчаянно завопила, видя, что мы отдаляемся все больше и больше. Вскоре она уже тоже шлепала прямиком, до ушей мокрая, в тине и грязи. Не в лучшем виде был Джери. Правда, высокий рост выручал его и здесь: хоть голова сухая и чистая.
Чем дальше, тем труднее. Шла большая группа экскурсантов, пристроились им в хвост, но потом я с собаками отстал. Впрочем, заблудиться невозможно, тропинка выведет. Там, где она прерывалась, начиналась очередная слань.
Наконец выбрались на сухое место. Путь чуть на подъем, мимо чудесных покосных лужков, по березовым и смешанным перелескам. Горы то сдвинутся, то раздвинутся; над ними, близенько, ползут облака, белые, как лебединый пух, а за ними, в промежутках, тоже совсем близко, доступно, кажется, вот-вот тут, протяни и ощутишь рукой, синее-синее, глубокое-глубокое небо, пронизанное солнечными лучами; ветер на горах свеж, а внизу, в лощинах, тепло, льется аромат трав… Ах, Урал мой, родной Урал!
Интересно отметить, что в лесу собаки не играли: много других занятий. Простора — вон сколько, успей-ка, облетай все, обнюхай, исследуй! И запахи другие! Нашли лягушку (в городе ее не увидишь) — и застыли оба над нею. Лягушка — прыг, они отдернули носы. Кто знает, что за зверь! А потом, стараясь опередить друг друга, кинулись за нею в болото; но квакушка опять — прыг! Только мелькнули задние длинные и растопыренные ноги — и поминай как звали, уже в воде, плывет, загребая лапками, а собаки провожают ее любопытными взглядами, почти касаясь носами воды… Умилительная картина! Снукки и здесь более осторожна, деликатна, что ли; а Джери… увлекается страшно! Окликнешь, он повернет голову в твою сторону, но, кажется, в первую секунду не видит, не понимает…