Друзья мои мальчишки
Шрифт:
— Ура! — закричал Матвей и запрыгал по террасе. — Я иду в детсад, ко всем ребятам!
Он скакал и прыгал, а прадед радовался. Но когда прабабушка пришла на террасу, она была грустная.
— Что ж, пусть дача стоит, как дура. Пусть человек растёт среди себе подобных. Пусть я завтра потащусь с ребёнком в поликлинику. Пусть его там будут колоть, пилить, резать, сверлить бормашиной, пожалуйста! — сказала она.
Но прадед весело подмигнул Матвею: «Не теряйся, мол, наша прабабушка всегда преувеличивает!»
Он погладил прабабушку по плечу, по её седой голове.
— Никуда
— И не будут меня пилить-резать, — утешил прабабушку Матвей. — А уколы мне уже в Ленинграде делали, я их не боюсь, даже не зажмуриваюсь. И бр-р-р-р-р-машины не боюсь. — И он поёжился, потому что как раз бормашины, которой зубной врач лечит ребятам зубы, он побаивался.
Но он решил всё перетерпеть. И перетерпел. И не дрыгал ногами, когда доктор щупал ему живот и было щекотно. И показывал горло, и говорил «и-и-и». И уши показывал. И нос. И мужественно молчал, когда зубной врач лечил ему зуб бормашиной. Ему дали все справки, которые нужны человеку, и они с прадедом пошли в детский сад, к заведующей Нине Сергеевне.
А прабабушка сидела на скамейке за бузиновым кустом и грустно глядела, как они пересекали улицу Зелёную.
А Вельзевул взлетел на ворота и, подёргивая бородой и потряхивая гребнем, в тревоге спрашивал:
«Ко-ко-ко-ко?» — «Куда, мол, вы идёте?»
А знаменитый пограничный пёс Гамбринус лежал под воротами, выставив на улицу чёрный нос, и смотрел им вслед.
Глава 10. Золотая осенняя пора
Они пришли к Нине Сергеевне и сразу сказали ей:
— Здравствуйте, мы пришли.
И прадед прибавил:
— Мы решили воспользоваться вашим любезным предложением, — и протянул ей справки.
Нина Сергеевна взяла их в руки и рассматривала их долго, с каким-то даже изумлением.
— Что-нибудь не в порядке? — осведомился прадед. — Может быть, не поставлена какая-нибудь печать или подпись?
Заведующая посмотрела внимательно на Матвея, потом на прадеда.
— Справки в порядке, — ответила она. — Но… Я ведь предлагала отдать мальчика к нам в сад в июне, в начале лета. А сейчас — август, последний летний месяц. Это вы живёте на даче долго, до поздней осени. А детский сад приезжает сюда точно на два месяца. Они уже кончились. Послезавтра все дети возвращаются в Москву.
— А я? — спросил Матвей и почувствовал, что его нижняя губа, в точности как у Капы, вытягивается совком и дрожит.
— Ну-ну-ну-ну, — сказала Нина Сергеевна и взяла его за руку крепко и потрясла её, — ты же мужчина, Матвей. Мы тебя будем ждать к нам на следующее лето. И уже не в старшую группу, а в подготовительную, которая готовит ребят к школе. Это же ещё интереснее! Приедешь к нам из Ленинграда, когда зима кончится?
Матвей молча кивнул.
Ему было грустно. Значит, послезавтра все его друзья — Панков, Дёмочкин, который всегда задумывается, и даже Пискля — уедут? И Алёна Ивановна? И Капа?
— Мы с Матвеем ещё здесь поживём целый месяц, — сказал прадед. — Мы с ним будем сажать клубнику,
Но Матвей сидел печальный.
Тогда Нина Сергеевна наклонилась к нему:
— У меня к тебе большая просьба, Матвей. Все ребята уедут, а я останусь, потому что у нас в детском саду начнётся ремонт. Кровельщики будут покрывать кровли, плотники строить спальные павильоны, чтобы будущим летом ребята могли спать на воздухе, а малярам предстоит белить потолки и красить стены во всех группах. Но дело в том, Матвей, что у нас много маленьких скамеек, стульев и столов, малярам некогда возиться со всей этой мелочью. Мы их будем красить вместе с Алёной Ивановной…
Она увидала быстрый, радостный взгляд Матвея.
— Да, да, — сказала она. — Алёна Ивановна тоже останется со мной. И Капа тут поживёт. Так что, Матвей, не поможешь ли ты нам красить?
Матвей живо оглянулся на прадеда.
— Поможет, — кивнул прадед. — Обязательно.
И вот пришло послезавтра. Приехали большие, огромные автобусы за ребятами. На радиаторе у каждого автобуса — красный флажок. Чтоб все на шоссе, в дальней дороге, знали: едут дети!
Матвей, Алёна Ивановна, Капа, прадед и заведующая Нина Сергеевна провожали уезжающих ребят. И ещё провожал их новый сторож. Да, теперь в детском саду был новый сторож. Из окошек больших автобусов глядели, махали, улыбались ребята. Все кричали прощальные слова. Стоял ужасный шум.
Панков кричал:
— Матвей, гляди, приезжай на тот год!
Пискля прыгал на сиденье и пищал:
— Тётя Мотя, приезжай!
Прадед кричал им с земли:
— Поклон от Кузьмы Фыфыча Онфиму и Даниле!
— Не высовывайтесь! — кричала Алёна Ивановна.
А Дёмочкин высунулся, помахал немножко и нечаянно задумался, глядя куда-то вверх, мимо людей. Матвей поднял голову, и все ребята из автобусов тоже стали смотреть наверх.
Там, на верхушках сосен, резвились белки. Да, да, белки!
— Вернулись! — крикнул Матвей звонко. — Они вернулись!
Маленькие рыжие зверьки гонялись друг за дружкой, сбегали по стволам вниз головой, лукаво выглядывали из хвои, вмиг взбирались наверх. Они бесстрашно, как птицы, кидались в воздух и, распластавшись, растопырив лапы, перелетали с дерева на дерево. Одна озорница с острыми ушками и пушистым хвостом сбежала по стволу, по забору и перед самым носом у огромного автобуса пересекла улицу Зелёную.
— Пошла из твоей бочки пить! — крикнул Панков Матвею.
А Капа тоненько кричала, подпрыгивая:
— Пять человек белок! Пять человек белок! Много!..
Автобусы прогудели и двинулись один за одним. Они были огромные, как слоны. Они коснулись своими спинами-крышами веток берёзы, и она уронила на них первые золотые листья. Потому что начиналась осень.
Автобусы ушли, сразу стало тихо-тихо, и на улице Зелёной от их тяжёлых колёс остались полосы раздавленной травы. А через несколько дней, в нежаркий ясный солнечный денёк, Матвей выносил из опустевшего детского сада низкие табуретки, столы и стулья. Он их ставил на площадке старшей группы.