Друзья встречаются
Шрифт:
– Дура!
– соглашалась Оленька.
– От рожденья дура!
– Нет, не от рожденья.
– Ну все равно! Знаешь, папа говорит, что легкомыслие меня погубит. Как ты думаешь, погубит или нет?
– Спасет!
Варя мрачно сдвигала темные брови, а Оленька, поболтав ещё минут пять, убегала к Боровскому.
– Люблю!
– говорила она с порога, оборачиваясь к Илюше.
– Честное слово,
– Странная она стала какая-то, - говорил Илюша, провожая её глазами.
– И несчастная, по-моему.
– Терпеть не могу несчастненьких, - сурово отзывалась Варя и, повернувшись к Илюше, прибавляла резко: - И добреньких…
– А сама?
– Я? Злющая-презлющая!
– Злющая… - усмехался Илюша.
– А сама как за больным ходит!
– Пожалуйста, не заноситесь!
– обрывала Варя, краснея и в самом деле начиная злиться.
– Хожу потому, что это доставляет мне удовольствие и… практику. Чистейший эгоизм.
Варя сердито подымалась с места, Илюша обращал к ней бледное, умоляющее лицо. В комнату заглядывал вездесущий Данька, или Софья Моисеевна, или кто-нибудь из гостей - и садились у постели. Тут же, возле постели, возобновились и прекратившиеся было субботние вечера. На первом из них Оленька читала стихи. Красков импровизировал устно «Тысячу вторую ночь», а Володя - музыкальную иллюстрацию к ней. Молодой актер Сережа Волин читал белые стихи. Всё в этот вечер удавалось, всё хорошо звучало. Даже Боровскому, явившемуся в качестве спутника Оленьки, вечер понравился, хотя он и не вполне уяснил смысл происходившего.
– Это что же, театр для себя?
– спросил он Оленьку, возвращаясь вместе с ней от Левиных.
– Вроде… - ответила Оленька рассеянно.
– Только совсем не похоже.
– Как же это - вроде, если не похоже?
– засмеялся Боровский, беря Оленьку под руку.
– Так не бывает.
– Бывает, - сказала Оленька, поднимая на Боровского глаза.
– И вроде и не похоже, ну, как мы, например.
– Тонко, очень тонко!
– сказал за их спинами бесшумно подошедший Красков.
– Вы мыслитель, Оленька. Он в самом деле на черта не похож, а вроде черта!
Оленька и Боровский обернулись и рассмеялись.
– Верно!
– сказала Оленька.
– Удивительно верно. Но откуда вы взялись?
– Доставлял даму по назначению.
– Ну и как? Доставили в полной сохранности?
– К сожалению, да, в полной неприкосновенности.
– Что-то на тебя не похоже, чтобы в неприкосновенности, - усомнился Боровский.
– Увы!
– вздохнул Красков.
– И для героев есть невозможное.
– Она строгая, - сказала Оленька серьезно.
– До первого случая… - небрежно уронил Боровский и, остановясь, кивнул Краснову на стоящий в глубине пустыря четырехоконный домик: - Зайдем. Виски есть. Остаточки.
– Виски, - зевнул Красков.
– Ну что ж, пожалуй, можно и виски.
– Я не пойду, - сказала Оленька, торопливо оправляя шубку.
– Поздно. Надо спать.
– Брось!
– остановил ее Боровский.
– Отоспишься.
– Нет, нет!
– запротестовала Оленька.
– Надо домой, честное слово…
– Честное слово, не надо, - беспечно оборвал Боровский.
– Ну, на минутку!
Он наклонился над Оленькиной рукой, небрежно чмокнул её и, отступив, потянул к себе. Оленька вяло пошла за ним, и все трое, перейдя пустырь, поднялись на крылечко дома.
Глава третья. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ В МАЛЕНЬКОМ ДОМЕ
Домик на Костромском, столь мирно выглядевший снаружи, был далеко не мирным изнутри.
Боровский вел жизнь беспорядочную и шумную. Почти каждый вечер собирались гости. Боровский встречал их - веселый, статный, гостеприимный. На нем были синие галифе и шелковая русская рубаха. С приходом гостей на столе появлялись бутылки с бренди, виски, ромом, банки с рыбными, мясными и ягодными консервами - всё, что привезли с собой из-за моря американцы и англичане. Боровский с большим воодушевлением опустошал и бутылки, и банки, но когда речь заходила об их поставщиках, становился кислым, а иной раз и буйным.
– Сволочи они!
– говорил он, захмелев от забористого рома.
– Сволочи и рожи сволочные, поросячьи!
– Но виски у них недурен, - примирительно замечал Терентий Федорович Бакеев, толстый пехотный капитан, пропуская стаканчик и вытирая ладонью рыжие обвислые усы.
– Водка лучше, - угрюмо возражал Боровский.
– Лучше!
– согласился капитан, подцепив вилкой пикули.
– Но за неимением гербовой пишем на простой, не так ли?
– Внимание!
– стучал ножом по тарелке Красков.
– Опыт сравнительной характеристики русской водки и английского виски, или русский офицер на политической арене.
– Русский офицер, - багровел Боровский.
– Русскому офицеру они в лицо плюют! Наши генералы на побегушках у ихних лейтенантов.
Боровский ударял по столу крепким как железо кулаком.
– Душечка!
– успокаивал его молодой подпоручик Ливанов.
– Пренебреги! При чём здесь амбиция? Черт с ними! Нам бы большевиков расшлепать. В чём дело? А с этими мы сговоримся!