Дрянь погода
Шрифт:
– Не могла бы ты…
– Нет. – Хихикать при минете всегда считалось дурным тоном, к тому же Фред из тех, кто может никогда не оправиться от эмоциональной травмы. – Сосредоточься, – наставляла Эди. – Вспомни, как нам было хорошо вчера.
С помощью Эди презерватив уже начал развертываться в боевую позицию, когда внезапно смолк электрогенератор. Бензин кончился, подумала Эди. Но это терпит, главное – Фред-младший начал подавать признаки жизни.
Что-то тихо щелкнуло, и украшенный нарядной шапочкой член Фреда вдруг оказался в луче яркого света. Эди выпустила
– Не останавливайся.
В дверях стоял человек с мощным фонарем.
– Свечки, – проговорил он. – Офигеть, как уютно.
Фред Дав перестал дышать и зашарил рукой, ища очки.
Эди встала, прикрыв грудь руками.
– Спасибо, что постучал, придурок, – сказала она.
– Я вернулся за машиной. – Щелкунчик водил лучом вверх-вниз по ее телу.
– Ищи на улице, где ты ее бросил.
– А куда торопиться? – сказал Щелкунчик и шагнул в дом.
Бонни пришла в комнату Августина в половине второго. Забралась под одеяло, не коснувшись хозяина двуспальной кровати, что было совсем непросто.
– Вы спите? – прошептала Бонни.
– Без задних ног.
– Извините.
Августин повернулся к ней.
– Подушка нужна?
– Лучше обнимите.
– Не пойдет.
– Почему?
– Я, признаться, слегка голый. Не ждал гостей.
– Еще раз извините.
– Закройте глаза, миссис Лэм.
Августин встал и натянул просторные брюки. Рубашку не надел, спокойно отметила Бонни. Августин скользнул под одеяло и обнял ее. Какая у него теплая и гладкая кожа. Вот он шевельнулся, и у Бонни под щекой прокатились тугие мышцы. Макс сильно отличается сложением, подумала Бонни и тотчас прогнала эту мысль. Нечестно сравнивать, кто лучше обнимается. Сейчас, по крайней мере.
Она спросила, был ли Августин женат.
– Нет, – ответил он.
– А помолвлены были?
– Трижды.
– Врете! – Бонни подняла голову.
– К сожалению, нет. – В полутьме комнаты было видно, что Бонни улыбается. – Вас это забавляет?
– Скорее интригует. Три раза?
– Нареченная успевала одуматься.
– Это были разные женщины? Без повторов?
– Разные.
– Я должна спросить, что произошло. Отвечать не обязательно, но не спросить не могу.
– Ну, первая вышла за преуспевающего адвоката. Он занимался делами о личном ущербе и вел в суде групповой иск по силиконовым имплантантам. Вторая основала архитектурную фирму и сейчас в любовницах у венесуэльского министра. А третья снимается в популярной кубинской мыльной опере, она там играет Мириам – ревнивую шизофреничку. Пожалуй, – заключил Августин, – все они поступили мудро, прервав отношения со мной.
– Готова спорить, обручальные кольца остались у них.
– Ой, это всего лишь деньги.
– И вы до сих пор смотрите ту мыльную оперу?
– Она очень хорошо играет. Весьма убедительно.
– Необычный вы парень, – сказала Бонни.
– Вам уже лучше? Как правило, мои проблемы других ободряют.
Бонни опустила голову:
– Меня беспокоит завтрашняя встреча… с Максом.
– Вполне
– Ружье возьмете?
– Посмотрим. – Августин сильно сомневался, что губернатор объявится, да еще с мужем Бонни.
– Вы боитесь?
Августин чувствовал ее легкое дыхание на своей груди.
– Не боюсь, – сказал он. – Тревожусь.
– Эй.
– Что – эй?
– Вы возбуждаетесь?
Августин смущенно поерзал. Чего она еще ожидала?
– Теперь моя очередь извиниться.
Но Бонни не стала отстраняться. Августин глубоко вздохнул и постарался думать о чем-нибудь другом… Например, о сбежавших обезьянах дяди Феликса. Далеко они забрались? Как им на свободе?
Но отвлекающие размышления Августина прервала Бонни:
– А вдруг Макс изменился? Может, с ним что-то случилось.
Случилось – это уж точно. Можешь не сомневаться, подумал Августин, но сказал другое:
– Ваш муж держится. Сами увидите.
12
– Хочешь жабку? – спросил Сцинк.
Шоковый ошейник сделал свое дело: Макс Лэм стал безоговорочно сговорчив. Раз капитан хочет, чтобы он курил жабку, будем курить жабку.
– Это не приказ, а предложение, – пояснил Сцинк.
– Тогда, спасибо – нет.
Макс вглядывался в теплую просоленную ночь. Где-то во мраке к нему пробирается Бонни. Макс не волновался и не лелеял надежд, хотя, наверное, следовало; он сам удивлялся, отчего так. Все происходившее не вызывало в нем душевного отклика, словно испытание пленом выжгло основные нервные центры. Например, он даже не попытался робко возразить, когда Сцинк выпустил азиатского скорпиона на поле для гольфа в Ки-Бискейне. Капитан осторожно положил ядовитую тварь на лужайку у восемнадцатой лунки.
– Это любимое поле мэра, – сказал он. – Считай, что я оптимист.
Макс не проронил ни слова.
Теперь они расположились в деревянном домике на сваях, стоявшем посреди залива. Сцинк свесил длинные ноги с причальной платформы, перекореженной и изогнутой, словно китайский воздушный дракон. Ураган вытянул сваи из углублений на дне. Другие домики штормом срезало начисто, а этот с трудом, но выстоял. Он кренился и скрипел при легчайшем ветерке. Максу казалось, дом погружается в воду. Сцинк рассказал, что домик принадлежал человеку, который по нездоровью уволился из прокуратуры. Недавно отставник женился на красавице, игравшей на двенадцатиструнной гитаре, и переехал на острова Эксума.
Сидя под раскачивающимся фонарем, Сцинк закурил очередной косяк. Экзотический запах, подумал Макс, смесь марихуаны и французского лукового супа. Пахнет сильно и противно.
– Это ядовитая жаба, – объяснял Сцинк. – Bufo marinus. Жаба морская. Привезена из Южной Америки, вытесняет местные особи. Слыхал о ней? – Он глубоко, со всхлипом затянулся. – Железы сеньора Буфо выделяют молочко, способное за шесть минут убить взрослого добермана.
– Полагаете, такое вещество стоит вдыхать? – спросил Макс.