ДСВ. Книга 2
Шрифт:
— С-спасибо, б-божественный, — пробормотала она и передернула плечами. — А м-мне обязательно т-тебя так называть?
— Только при людях. Хотя, — он усмехнулся, — по имени ты меня все равно ни разу не называла. Вообще никак не называла…
Кажется, она слегка смутилась. Отвела взгляд и, так и не посмотрев на Ашезира, двинулась вверх по лестнице, к своим покоям.
К вечеру Данеска пришла в себя, воспоминания о жгучем морозе теперь казались дурным сном.
На пиру она была рядом с Ашезиром, вроде бы говорила нужные речи в нужное время — все, как учила вдовствующая
Виэльди, кажется, тоже избегал на нее смотреть, но все равно нет-нет, а они сталкивались взглядами.
Скоро, очень скоро Данеска опять останется без него — без родного, нежного! Останется с нелюбимым мужем — с мужем, который не любит ее. Пусть Ашезир уже не кажется таким отвратительным, пусть она уже не презирает его, а даже восхищается некоторыми чертами его натуры, а все же… Нелюбимый — он и есть нелюбимый.
К ночи разыгралась вьюга. А может, она и раньше разыгралась, просто в зале с толстыми стенами и без окон, за гомоном пира ее не было слышно.
Зато стоило Данеске вернуться в свои покои, и ветер за окном разъярился и напугал. Он шумел не так, как при степных бурях — там, на равнинах, ветер свистел и шуршал, а здесь завывал и скулил, будто раненый зверь или мальчик-смерть. В окна билась метель, словно кто-то бросался горошинами, стекла подрагивали и дребезжали. Такое чувство, что вот-вот вылетят, а вьюга ворвется в покои, завращается, задует свечи и огонь камина, седым покрывалом ляжет на пол, кровать, скамейки, а Данеску превратит в ледяную статую.
Ерунда, конечно, а все равно не по себе… Даже обычно уютный свет ламп и свечей кажется каким-то потусторонним, пляшущие на полу и стенах тени напоминают сказочных чудищ. Они тянутся, тянутся к Данеске костлявыми лапами…
Бр-р-р…
Не раздеваясь, она забралась под одеяло, укуталась с головой, но все равно вздрагивала, стоило ветру завыть чуть громче или стеклу чуть сильнее дернуться.
Нет, сегодняшней ночью она точно не заснет, но и трястись до утра от глупого непонятного страха тоже не хочется.
Почти не думая, она выскочила из кровати, бросилась к двери смежной комнаты и заколотила в нее кулаками. На стук открыл Ашезир, в недоумении изогнул брови и спросил:
— Что случилось?
Только тут Данеска поняла, как нелепо, наверное, выглядит со стороны.
Ну и пусть!
— Эта вьюга меня пугает. Ты будешь смеяться, но мне страшно…
— Нет, не буду, — он покачал головой и пожал плечами. — Признаться, мне самому как-то не по себе, хотя, казалось бы, ну что такого? Ветер гудит в щелях, в каминных трубах, такое случается. Правда, во второй половине зимы… Входи же, — будто опомнившись, он отступил в сторону, пропуская Данеску, затем закрыл за ней дверь и усмехнулся. — Вдвоем, наверное, не так жутко будет.
Она оглянулась на вход, потом снова посмотрела на мужа и с недоверием произнесла:
— Но
— О, проклятье! — Ашезир воздел глаза к потолку. — Если бы я тебя сегодня хотел, то сам бы пришел, ты бы не помешала. Но сегодня я желаю всего лишь почитать старую легенду, отвлечься… — он приподнял руку, и только тут Данеска заметила, что он сжимает какую-то книгу.
Словно в подтверждение своих слов, муж бросил:
— Устраивайся, где удобнее, — сам же опустился в кресло и уткнулся взглядом в страницы.
Данеска с ногами залезла на диван и обхватила колени руками. Правда, сидеть в тишине быстро наскучило, да и завывания ветра тревожили.
— А что за легенда?
Ашезир поднял голову.
— Да так, обычная древняя легенда.
— О чем?
— Хочешь, чтобы я прочел вслух?
Данеска закивала.
— Да. Пожалуйста…
— Ладно. — Он открыл книгу на первой странице, потом глянул в окно и пробормотал: — Все-таки что-то сильно не так с этой погодой… — наконец начал читать: — В далекие-далекие времена, когда боги ходили по земле, а у людей за спиной были крылья, один смелый юноша возмечтал взлететь на вершину самой высокой горы — той горы, что выше неба, — и добыть там камень бессмертия…
Глава 4
В окно стучал дождь, колотились редкие снежинки и тут же таяли. Капли сползали по стеклу, рисуя извилистые дорожки. Джефранка водила по ним пальцем, стараясь предугадать, куда они завернут в очередной раз. Зачем она это делала, сама не знала. Наверное, так лучше думалось, а подумать, видят духи, было о чем.
С отъездом Виэльди в княжестве стало неспокойно. Эх, люди, люди! Как быстро они все забывают! Не так давно и вельможи, и купцы, и чернь боялись, что Империя завладеет Адальгаром или наложит огромную дань. Талмериды спасли от этого, но теперь люди недовольны талмеридами. Им не нравится, что степняки разъезжают по улицам, вмешиваются в дела местных жителей, а порой и устанавливают свои правила.
Пока Виэльди находился здесь, открыто никто не возмущался, зато стоило ему уехать, и вот уже два раза к Джефранке приходили просители. Впрочем, «просителями» их назвать было сложно — они скорее требовали: прогнать талмеридов, отдать основную власть в руки советников-адальгарцев, которых изберут из числа вельмож сами вельможи, и чтобы они могли оспаривать решения князя-чужака.
Разумеется, Джефранка не поддавалась на уговоры и пресекала такие предложения, но как же это выматывало! Однако недовольства не шли на убыль, а росли. Жажда власти настолько затуманила вельможам головы, что они не видели очевидного: выгнать талмеридов, во-первых, не получится, во-вторых, кто защитит Адальгар от имперцев, если не они? Только пока они здесь, Хашарут не посмеет ни напасть на княжество, ни обложить его большей данью — это для наместника было бы равносильно ссоре с каудихо, а эти двое, хвала Спящему ворону, предпочитают сохранять пусть зыбкий, но мир. И хорошо. Война — это разруха и голод. Крестьян, снабжающих города зерном и мясом, станут грабить и свои, и чужие. Это разорение для казны еще и потому, что войско нужно содержать. Замрет и торговля… Не говоря уже о том, что многие будут убиты, а победа в войне может достаться противнику, что вовсе беда.