Дублер президента
Шрифт:
— Сколько там платят?
В голосе профсоюзного чиновника прозвучало презрение:
— Здесь не ты выбираешь — это тебя выбрали. Или, парень, тебе надоело жить на халяву и захотелось оказаться на улице, в твои-то годы?
— Да иди ты, — возмутился Макс. — Я вот сейчас позвоню Пэту Ноублу…
Профсоюзные чиновники собирали вещи, разбросанные по комнате.
— Мы поможем тебе упаковаться. Пэт ждет тебя в десять часов утра в Белом доме.
— Пэт?! — изумленно повторил Макс. Он был сражен.
Профсоюзные чиновники, вытаскивая из стенного шкафа чемоданы, весело
Вскоре они мчались по монорельсовой дороге над Равнинами Среднего Запада. Максимилиан Фишер сосредоточенно смотрел в окно. Он ничего не отвечал чиновникам, которые подтрунивали над ним, решив еще раз все хорошенько обдумать. Что он знал о работе дублера президентаСША? Вроде бы рабочий день начинается в восемь утра. И еще: в Белом доме всегда полным-полно туристов, которые приходят, чтобы поглазеть на Юнисефалон 40-Д. Особенно много, говорят, там школьников, а их он терпеть не мог — чертова малышня всегда смеялась над его полнотой. Теперь, небось, эти проклятые детишки валом повалят…
По инструкции, от Юнисефалона нельзя отходить дальше чем на сто ярдов. Или на пятьдесят? В любом варианте отлучаться он не имеет права: должен сидеть безвылазно — вдруг авария. Надо мне подготовиться, решил Макс, прослушать на всякий случай телевизионный курс по государственному управлению.
Повернувшись к сидящему справа профсоюзному чиновнику, Фишер спросил:
— Слушай, приятель, на этой работе, что вы мне подсунули, у меня будет хоть какая-то власть? Могу ли я…
— Это такая же профсоюзная работа, как и всякая другая, — скучающе ответил чиновник. — Ты что, так давно ходишь в безработных, что все забыл? — Он засмеялся, локтем подтолкнув в бок компаньона. — Слышал, Фишеру захотелось узнать о своих полномочиях. — Оба расхохотались.
— Я тебе вот что посоветую, Фишер, — издевательски растягивая слова, произнес чиновник. — Когда ты окончательно обоснуешься в Белом доме, разберешься с тем, где есть, куда отдавать рубашки в стирку и когда смотреть телевизор, почему бы тебе не подкатиться к Юнисефалону 40-Д и не поплакаться ему, этак, знаешь, поныть, похныкать, чтобы он обратил на тебя внимание?
— Ладно тебе, — буркнул Макс.
— А потом, — давясь от смеха, продолжал чиновник, — ты скажешь ему что-нибудь вроде: «Слушай, Юнисефалон, мы с тобой повязаны одной веревочкой. Давай дружить. Издай для меня специальный приказ…»
— А Фишер что может сделать для него взамен? — спросил другой чиновник.
— Будет его развлекать. Расскажет ему про свою жизнь: как выбился из бедности и безвестности, упорно работал над собой, просиживая по семь дней в неделю перед телевизором, пока наконец, представь себе, такое трудолюбие не было вознаграждено и он не получил работу, — чиновник хихикнул, — дублера президента.
Макс покраснел, отвернулся и уставился в окно.
Когда они прибыли в Белый дом, Максимилиана Фишера отвели в маленькую комнатенку. Раньше в ней жил Гэс Шварц; старые журналы были убраны, но на стене оставалось несколько приколотых кнопками выцветших картинок: «Вольво С-122» 1963 года, «Пежо-403» 1957 года — прославленные модели ушедшей эпохи. На книжном шкафу Макс увидел крошечную модель «Студебекера-старлайта» 1950 года — каждая деталь самодельного двухместного закрытого автомобиля была выполнена безупречно.
— Эту машинку Гэс и делал, когда его хватила кондрашка, — заметил один из профсоюзных чиновников, ставя чемодан Максимилиана на пол. — Старикан знал все о допотопных авто,
Макс кивнул.
— Ты хоть представляешь, чем будешь заниматься? — спросил его чиновник.
— Да откуда мне знать, когда я только вселился, — обозлился Макс. — Дай оглядеться. — Он снял модель «студебекера» и угрюмо повертел в руках. Его охватило вдруг неодолимое желание шарахнуть машинку о стену — он быстро поставил автомобильчик на место, подальше от греха, и отвернулся.
Можешь еще делать цепочки из скрепок.
— Это еще что? — спросил Макс.
Парень, который жил здесь до Гэса, Луис-как-его-там собирал канцелярские скрепки, а потом сделал из них громадную цепочку — сейчас она хранится в Смитсоновском институте. В коридоре послышались шаги. На пороге появилась секретарща, женщина средних лет в строгом деловом костюме, и сухо сказала:
— Господин президент, ведущий телевизионного выпуска новостей хочет взять у вас интервью. Пожалуйста, постарайтесь закончить побыстрее — на подходе несколько экскурсий, и, несомненно, многие захотят посмотреть на вас.
— Хорошо, — ответил Макс. Он повернулся и увидел человека с телевидения. Это был комик Джим-Джем. Брискин, он сразу узнал его.
— Вы хотели видеть меня? — спросил он Брискина запинаясь. — Неужели вы специально для этого приехали? — Он не мог поверить, что сам Брискин собирается взять у него интервью. Обведя рукой комнату, Макс добавил:
— Вот здесь я буду жить, но только модели машин и картинки на стенах не мои, а Гэса. За них я ничего не скажу.
На голове Брискина пылал огненно-рыжий парик, придавая его лицу причудливое выражение, которое точновоспроизводил телевизионный экран. Хотя он выглядел старше, чем казался на нем, но улыбка была та же — обаятельная, непринужденная, она так нравилась зрителям, что стала его визитной карточкой: всем сразу видно, какой Брискин отличный парень, свой в доску, душа компании. «Поглядишь на такого, — подумал Макс, — и скажешь: вот за него я отдал бы свою дочь».
Они обменялись рукопожатием. Брискин нетерял ни минуты:
— Прямой эфир, мистер Максимилиан Фишер. Или правильнее было бы сказать: господин президент? Говорит Джим-Джем. От имени наших зрителей во всех концах Солнечной системы, разрешите задать вам несколько вопросов. Что вы ощущаете, сэр, при мысли о том, что если Юнисефалон 40-Д выйдет из строя, хотя бы на время, то на ваши плечи ляжет груз ответственности, которую когда-либо знал человек, — ведь вы станете президентом, а не его дублером, настоящим президентом США? Мучает ли такая мысль вас по ночам? — Он улыбнулся. Съемка велась несколькими камерами. Софиты слепили Макса, и он почувствовал, как от жары пот проступил под мышками, на шее и на верхней губе.
— С какими чувствами, — настойчиво продолжал Брискин, — вы приступаете к новой работе, которой, возможно, будете заниматься до конца жизни? О чем вы думаете сейчас, оказавшись в Белом доме?
Макс подумал и начал отвечать:
— Ну, конечно, ответственность большая… — И тут он увидел, что Брискин просто-напросто смеется над ним. Такая, видать, у него была манера — выставлять всех дураками, и зрители понимали это — уж им-то не знать юмора Джим-Джема…
— Вы крупный мужчина, мистер Фишер, — отметил Брискин, — если мне позволено так сказать, дородный мужчина. Вы много занимаетесь спортом? Я спрашиваю вас потому, что отныне вы сможете передвигаться только в пределах этой комнаты.