Дублёр

Кивинов Андрей

Валера с напускной строгостью посмотрел на сидящего перед ним паренька.

Тот пожал плечами и снова уставился в пол.

– Какой-то ты нерешительный, Никитушка. Может, ты не понял чего? Так я объяснить могу, повторить помедленнее. У тебя что в школе по алгебре было? Наверное, сплошные проблемы. Семнадцать плюс пять сколько будет?

– Двадцать два.

– Правильно. Но если попадешь под амнистию – то поменьше. Понял, о чем толкую? Тебе семнадцать, на пятерочку за травку ты смело можешь надеяться, так что…

– Это

не моя трава.

– Да какая, в принципе, разница? Найдена эта гадость в твоем карманчике, а кто тебе ее туда положил, волнует нас постольку поскольку. Хоть Диего Марадонна, тот вроде тоже грешен. Я ж тебе еще в прошлый раз все по полочкам разложил. И три дня дал, чтобы ты про грабежи поспрошал аккуратненько. Поспрошал, кстати?

Никита едва заметно кивнул.

– Ну и?

– Никто не знает, – виновато выдавил наркоман.

– Или плохо спрашивал. Никогда не поверю, чтобы на Поле Дураков, где, как в большой деревне, все про всех знают, никто не догадывался чьих рук эти «гоп-стопы». Тем паче разговоры наверняка идут.

– Нет, тишина. Правда, клянусь вам, никто не знает.

Никита встрепенулся, оторвавшись от созерцания пола и посмотрев прямо в глаза Валере.

Валере показалось, что Никита сейчас не лжет, просто он действительно ничего не смог узнать. Валера не очень-то и рассчитывал на его помощь – Никита не дурак, хоть и малолетка. Понимает, что за десять грамм анаши, изъятой к тому же в первый раз, никто пять лет не даст. Так, пожурят да выгонят. А сболтнешь лишнее в ментовке – без языка останешься. Оторвут вместе с башкой.

Ничего особенного Никита из себя не представлял. Бросив школу, паренек болтался по микрорайону, курил травку, возможно, ею же и приторговывал, сходил с ума на дискотеках в местном Доме культуры, сшибал мелкие деньги у школьников… Прихватили его на рынке постовые, которые и обнаружили в его кармане ту самую травку. Валерка попросил, чтобы материал отписали ему – он хватался за любую информацию, связанную с рынком, а точнее, с рыночными грабежами. Материал он штамповать не стал, хотя «палки» отделению были нужны позарез, но «поднять» серию грабежей – это гораздо солиднее, чем упечь мелкого наркошу, которого еще и поймал не сам.

– Ну, что будем делать, Никитушка? Ты, я смотрю, не хочешь себе помочь. Напрасно. Себя надо любить.

Маленький, худой Никита откинул со лба крашенную в белый цвет челку и шмыгнул носом.

– Родне сказал, что вляпался?

– Чего там говорить? Волнует, что ли, предков? Вторую неделю в загуле, козлины.

Валера помолчал немного, затем вытащил из стола материал, к которому скрепочкой был прикреплен пакетик с травкой, и бросил его перед Никитой.

– Послушай, но ты хоть представляешь себе, что это такое?

– Статья.

– Ну, слава Богу. Я дам тебе еще одну попытку. Если сделаешь, что скажу, я подарю эту макулатуру тебе,

на память о нашей встрече.

– Еще три дня?

– Нет, Никитушка, это глухое дело, дни тебе давать. Ты у меня роль живца сыграешь.

– Какого еще живца? – насторожился Никита.

– Ты на рынке всех знаешь, ну или почти всех. Знают и тебя, кроме, конечно, залетных. Но я не думаю, что залетные по местным подъездам шастали. Это свои, только свои. Усекаешь идею?

– Не очень.

– Завтра утром я дам тебе солидную сумму долларов – денег, разумеется, ненастоящих, но сделанных довольно натурально. Настоящих у меня и быть не может, а если б они и были, то все равно я вручил бы тебе левачок. Ты ненавязчиво гуляешь по рынку, пускаешь пулю, что нашел или спер – тут дело вкуса – «лопатник», нашинкованный баксами, которых хватит на пять лет халявы. Светишь «лопатником», деньгами, довольной физиономией. Теперь понял идею?

– Примерно.

– Во, молодец. Раньше семи вечера с рынка не уходишь. Потом при большом стечении публики кладешь кошелек в карман и легкой, беззаботной походкой удаляешься в направлении родимого дома. А мы со стороны поглядим, кто следом прицепится.

– Ага, спасибо… Чтобы по «репе» получить за не фиг делать?!

– Не дрейфь, не получишь. Еще никто не получил. Главное, вести себя разумно. Сразу подними руки, пусть напавший на тебя забирает все. А на выходе мы его сделаем. На мой взгляд, пять минут переживаний, а так, легкого испуга, зоны, согласен?

– Да как сказать…

– Хватит ныть. Так и девять утра у меня. Не проспи не придешь – извини. И еще один важный момент – само собой, никому.

– Могли бы и не напоминать. Я не идиот.

– Напомню на всякий случай. Когда поймаем того, кто бомбил по подъездам, если, конечно, тебя выпасут, ты должен громко возмущаться бандитским беспределом, орать что являешься невинной жертвой преступности и жаждешь правосудия. Кошелек ты нашел на улице, хотел оставить себе как сувенир, а какая-то сволочь его отобрала. Сегодня ты в милиции не был, да и вообще не знаешь, что такое милиция. Кстати, имей в виду, у грабителя с собой фонарик, человек в лицо «терпилам» светит и опускает их, так что посматривай, у кого из вашей публики фонарик при себе. Ну, и ножик, само собой… Все, мой юный друг. Вопросы есть?

Никита опять шмыгнул носом.

– А если… Ну, если не выйдет ничего? В смысле, не пойдет он за мной? Что с травкой?

– А это от тебя, Никитушка, зависит. Ты уж постарайся, чтобы пошел. Ибо материальчик – вот он – в любой момент штампануть можно. У меня он останется. Ты что-то имеешь против? Ну, извини… Мы тебе пакетик в карман не совали, то есть все по совести, сам виноват. А виноват – отвечай. Все, свободен.

Никита нерешительно поднялся и, едва слышно пробормотав: «До свиданья», – покинул кабинет.