Дуэль нервного века
Шрифт:
– Заткнись, легавый!
– заорал я, легко переходя на блатной жаргон.
– Твое дело следить, чтобы мне бомбу не передали, а в разговоры не суйся.
– Но, но, ты посмирнее, убивец, а то враз свиданки лишу, - ощерился он.
– Оставь его, - взмолилась Таня, - и так времени мало. Мне устроили прекрасного адвоката, из тех, к кому очередь. Он уверяет, что больше восьми лет не дадут. Это уж при очень сильном давлении на судью. А так, может, и на шесть удастся вытянуть: явка с повинной и смягчающие обстоятельства. Оказывается, Гудимов был...
– Знаю. Я слушал радио.
–
– Зачем? Ты еще зачем?
– Так надо.
– Она упрямо сдвинула брови.
– Обязательно пиши мне оттуда. Слышишь?
– Восемь лет!
– Я впервые осознал эту пропасть, перерезавшую мою жизнь.
– Мне будет сорок четыре.
– А мне сорок три, - с вызовом сказала она.
– Старуха, да?
– Ты же знаешь...
– в смятении пробормотал я.
– Знаю, все знаю! Но ведь, - в глазах ее клинком блеснула холодная ненависть, - надо уважать последнюю волю покойного. И кстати, в эти годы еще рожают...
Будто стены обрушились вокруг нас и над развалинами встало солнце, Борис, Борис, как ты просчитался, - робот, на тридцать лет отставший от жизни!
– Одна минута до конца свидания, - прошипел Ерофеич.
– Я передала тебе посылку, - торопливо заговорила Таня. Свитер, теплое белье, кое-что из еды. Все новое, купила в магазине, не думай... И буду еще посылать, только пиши. Обязательно!
Кажется, мне не будет холодно, если даже отправят на Северный полюс.
– Вот ведь люди пошли, от всего норовят хапнуть!
– прогундосил Ерофеич, передавая меня другому надзирателю.
– Он ее мужика пришил, а она к нему набивается, сука!
И ведь так будет всегда. Ох, Таня, Таня, трудную ты выбрала судьбу!
Прошло время, и они встретились.
– Как самочувствие?
– спросил Координатор.
Историк слабо усмехнулся и махнул рукой.
– Теперь почти в норме, а в первые дни... Я даже отдаленно не мог представить, каково это - жить с раздвоенным сознанием. Когда в тебе существуют два совершенно разных человека, два противоположных характера, да к тому же из различных эпох. И страшно потерять себя настоящего, и невозможно расстаться с собой новым, пришедшим из глубины веков.
– Непохожих - это вы ошибаетесь, - задумчиво протянул Координатор.
– Тот человек из древности - это все равно вы нынешний, только продукт той эпохи. Понимаете меня?
Историк кивнул.
– Вот почему никогда не удается достичь полной адекватности, - продолжал Координатор.
– Личность исследователя искажает ситуацию, которую мы создаем. Вот и вы, став тенью Юрия Корнева из нашей реальности, несколько нарушили ход истории в параллельном пространстве. Да плюс еще два процента, о которых я вас предупреждал. Так что вряд ли ваше путешествие в прошлое кардинально обогатит исследования той эпохи. По крайней мере, читая ваш отчет и сравнивая его с известными историческими фактами, я нашел несколько серьезных расхождений.
– Например?
– Пожалуйста: заговор министров. В нашей действительности его не было.
– Вы уверены в этом?
– Историк не сумел, а возможно, и не пытался скрыть иронии.
– Чем же иным объяснить то упорное нежелание расстаться
– Что ж, возможно, вы и правы, - пожал плечами Координатор.
– Два процента неадекватности влияют только на частности, но не на конечный результат. Только ведь ваша наука частностями не пренебрегает. Вот, скажем, этот майор Козлов... Я консультировался с некоторыми вашими коллегами специалистами по той эпохе. Они в один голос заявили: такого нарушения процессуального кодекса... Я правильно запомнил термин?
– Абсолютно правильно.
– Так вот, такого быть не могло.
– Здесь я с вами согласен, - сказал Историк.
– В нашей реальности следствие проводилось совсем по-другому. Но опять же, конечный результат... Кстати, известно, сколько дали Корневу?
– Вы имеете в виду, на какое время его принудили жить в условиях, препятствующих гармоничному развитию личности?
– Можно и так сказать, - усмехнулся Историк.
– Шесть лет. Невозможно понять такое отношение к человеку: отнять у него шесть лет, хотя средняя продолжительность жизни в то время была крайне низкой, - втрое меньше нашей.
– Ну что вы, у них это считалось вовсе не таким большим сроком. Но пора вам выполнить свое обещание и рассказать, каким образом до нас дошли данные о Корневе.
– Ах да. Мы взяли их из архива, найденного при раскопках. Это были документы общественного института, который ограничивал свободу граждан, не вписывающихся в общепринятые рамки. И Большой Мозг заинтересовался Корневым - в архиве были его воспоминания, которые он написал в так называемой зоне, вы, наверное, знаете, что это такое, официальные документы, фиксирующие его деяние против общества, и фотографии. Кстати, вы поразитесь, прочитав его воспоминания, настолько они совпадают с вашим отчетом. Большой Мозг попросил разрешения воссоздать Корнева. Совет планеты незначительным большинством голосов постановил выделить энергию, хотя никто не предполагал, что эта личность может заинтересовать специалистов. Как видите, ошиблись.
– И хорошо, что ошиблись, - рассмеялся Историк.
– Я получил именно то, что хотел: типичного представителя своей эпохи. В данном случае типичного интеллигента, тонко чувствующего общественные перекосы и мучающегося от невозможности создать гармонию мюкду своей личностью и общественным строем. И я уверен, что достиг максимально возможной адекватности этой личности. Уверен, потому что получил такой взрыв эмоций, о каком мы в нашем благополучном обществе даже не подозреваем. Я понял этих людей и их время. И все, что мы знаем из исследований, из исторических документов этой переломной эпохи, раскрылось для меня неожиданно близкой стороной, наполнилось новым содержанием. Для меня нет больше тайн в тех событиях, повернувших ход истории. И теперь мне хотелось бы узнать только одно: дождалась ли меня... виноват, его Татьяна?