Дуэль сердец (Зловещая тайна)
Шрифт:
Как долго просидела она, Каролина не знала. Она, в общем-то, никого не ждала и чувствовала только, что время идет и чем-то все должно-таки неизбежно закончиться. Она думала о том, что прошлое сметено прочь, а будущее все еще пока ничего не обещало.
Дверь отворилась. Она не повернула голову, но знала, кто вошел в комнату. Сразу же ощущение отрешенности совершенно пропало. Исчезла усталость. Каролина ожила вновь; она чувствовала, как быстро по венам течет кровь; сильно стучало сердце. Неожиданное волнение пробудило ее к жизни, словно она
— Подойди сюда!
Приказание звучало резко, повелительно. Каролина медленно повернулась и посмотрела на него. На темном фоне четко вырисовывался силуэт; огонь ясно освещал его лицо, бросал отсветы на синий фрак, надетый для венчания; бриллиантовые пуговицы на нем сверкали, как звезды.
Каролина встала. Она колебалась. Между ними оставалось полкомнаты.
— Подойди! — вновь приказал лорд Брикон.
На этот раз Каролина подчинилась. Приближаясь, она смотрела ему в лицо: глаза его горели бешенством, а на лице было выражение, какого ей еще видеть не приходилось. Каролина подходила все ближе и ближе, пока не остановилась в ожидании совсем рядом. Руки плотно запахнули на груди тонкую ткань пеньюара, спадавшего до пола.
— Я не собирался приходить сюда, — жестко сказал лорд Брикон. — Я намеревался оставить тебя одну и все-таки пришел. Хочу знать, сможешь ли ты по-прежнему честно смотреть мне в глаза — ты, лгунья и интриганка; ты, предавшая мою любовь.
— Вейн… выслушай меня… — начала Каролина, но не успела продолжить. Лорд Брикон грубо закрыл ей рот рукой.
— Я же сказал, я пришел только взглянуть на тебя, увидеть свою прелестную жену — жену, которая уже, как видно, не устояла перед чарами сэра Монтегю Риверсби.
Каролина отпустила ворот пеньюара и попыталась оторвать его ладонь от своего рта.
— Это неправда… — умудрилась произнести она, но неожиданно лорд Брикон обнял ее и привлек к себе.
— Неужели только поцелуями можно заставить тебя замолчать? — бросил он. Голос его звучал горько и оскорбительно.
В следующее мгновение он с силой прижал ее к себе, его губы приникли к ее губам, и он целовал ее — целовал неистово и грубо. Наступила минута агонии. Каролине казалось, что поцелуи эти ранят саму душу ее, ибо она приняла их за то, чем они и являлись, — жестоким и похотливым выражением чисто физического желания.
Они причиняли ей боль, оставляли синяки на коже; боль от них, казалось, достигла самых глубин ее существа и парализовала волю, так что Каролина не могла бороться, а, сломленная и задыхающаяся, должна была переносить все, не сопротивляясь. Ей хотелось кричать, умолять не лишать ее последних иллюзий о его любви, но пропал голос. Она чувствовала себя беспомощной. Жестокость его объятий была почти невыносимой. Каролина была близка к обмороку, когда услышала его слова:
— Риверсби так целовал тебя? Так? И вот так?
Опять его губы приникли к ее губам, затем она
Неожиданно у него вырвался крик, похожий на стон, — крик торжества и боли.
— Боже, как ты прекрасна! — воскликнул он голосом низким и хриплым от страсти. — Какое мне дело до того, что было у тебя в прошлом? Теперь ты моя… моя… моя жена.
Он подхватил ее на руки и высоко поднял. Огонь осветил его лицо — искаженное, дьявольское. Оно показалось Каролине лицом человека, обезумевшего от непереносимых страданий.
Через всю комнату он понес ее в темноту к огромной постели, и Каролина закричала от страха, какого еще никогда не испытывала.
— Вейн, Вейн! — взывала она. — Не пугай меня! Я тебя люблю! О, Вейн, пощади меня!
Слова едва слышно слетали с истерзанных губ Каролины, но он, должно быть, все-таки услышал, ибо замер и взглянул на нее: она лежала у него на руках с запрокинутой головой. Разорванная рубашка обнажила ее тело; пеньюар тянулся по полу.
— Прошу тебя, Вейн. Прошу тебя! — вновь прошептала Каролина. Теперь она рыдала, словно испуганное дитя.
Выражение его лица изменилось, и она поняла, что услышана. Резким движением, столь неожиданным, что Каролина закричала от ужаса, лорд Брикон бросил ее на постель. Она беспомощно упала на мягкие подушки. Вслед за тем с невнятным восклицанием он повернулся и вышел из комнаты.
ГЛАВА 10
Когда утром пришла Мария, Каролина сидела у бюро и писала. После того, как горничная поставила рядом с ней чашку шоколада, она сказала:
— Возьми это письмо и вели груму немедленно отвезти его в Мандрейк. Не хочу, чтобы миссис Эджмонт узнала от кого-нибудь о моем замужестве раньше, чем я сама сообщу ей об этом.
Мария тяжело вздохнула.
— Ох, миледи, — произнесла она. Каролина с удивлением увидела у нее на глазах слезы.
— Что с тобой, Мария? Что тебя расстроило? — спросила она.
— Да со мной-то ничего, миледи, — ответила горничная. — А расстроилась я из-за вас… из-за вашей милости.
— Почему? Что случилось?
— Да все из-за того, что я сейчас услыхала, — объяснила служанка, вытирая глаза.
— Ну-ка, рассказывай! — велела Каролина.
— Это мне камердинер его милости сказал, — продолжала Мария.
Лицо Каролины, и без того бледное, мгновенно побелело.
— Что-нибудь случилось с его милостью?
— Нет, нет, миледи, ничего не случилось, — воскликнула Мария, — но каково мне было слышать, что его милость только сейчас вернулся. Камердинер рассказал, что поздно ночью он велел подать коня и, должно быть, так всю ночь и проездил. Конюхи говорят, бедное животное до того устало, что им пришлось, чуть ли не на себе затаскивать его в конюшню. Ох, миледи, а я-то думала, что вы так счастливы!