Шрифт:
Борис ЛАПИН
Дуэль
– Дерзость!
– провозгласил профессор Фрейлих, заключая свою лекцию о последних днях и дуэли Пушкина.
– Только дерзость может наконец разрубить этот запутаннейший узел гипотез и фактов. Итак, заговор всех реакционных сил во главе с Николаем Первым с целью убить поэта, а не дуэль? Не исключено! Непосредственное участие в организации дуэли жандармского корпуса Бенкендорфа! Вполне вероятно! Защитный панцирь на Дантесе, разные калибры пистолетов, подозрения на личного врача Николая Первого, лейб-медика Арендта, лечившего Пушкина, и так далее и тому подобное?..
Аудитория замерла: что предлагает этот благообразный человек в белоснежной сорочке и золотых очках - повторить одно из гнуснейших преступлении человечества?
– Да, да, повторить дуэль Пушкина и Дантеса. В наше время и литературная наука, и кибернетика располагают достаточным опытом, чтобы смоделировать дуэль, учтя буквально все. Именно в содружестве и только в содружестве литературоведов и математиков может родиться истина!
В последних рядах амфитеатра, где сидели приглашенные на эту лекцию студенты-кибернетики, раздались аплодисменты. А некто долговязый, с буйным рыжим костром на голове, даже вскочил на скамью и закричал "ура!"
Андрей, считавшийся самым способным учеником маститого пушкиниста, выслушал слова профессора молча и лишь побледнел. Но аплодисменты и глупые выкрики кибернетиков, этих эмоциональных кретинов, сухарей, ничего не смыслящих ни в Пушкине, ни в поэзии вообще, вывели его из себя. Он встал и сказал совсем тихо - но тихие его слова услышал весь амфитеатр:
– Это не только оскорбление памяти поэта - это поступок, недостойный ученого!
Несколько хохотков с последних рядов не нарушили общей настороженной тишины. Профессор Фрейлих нервно протер очки белоснежным платком.
– Я ждал этого, - сказал он.
– И все-таки без дерзости наука не движется вперед! Период количественного накопления фактов завершен. Назрел качественный скачок. Такова диалектика.
Профессор сошел с кафедры. Аплодисментов не было. * * *
Именно так четверть века назад начался грандиозный опыт моделирования дуэли.
Андрей Михайлович подошел к стеклянной стене своего директорского кабинета Отсюда, с четырнадцатого этажа, было отлично видно гигантскую чашу, приспособленную для зрителей - нечто вроде стадиона на двести тысяч человек. Когда проектировали институт, он сам выбрал это место. На дне чаши, как на сцене античного театра, чернели прозябшая январская рощица, покосившийся заборчик из жердей да просека с затвердевшим снегом. Черная речка.
Он на мгновение прикрыл глаза - и сразу увидел Поэта, не институтскую модель, а настоящего, живого, с прекрасным некрасивым лицом - усталого, задыхающегося, затравленного. Поредевшие кудри над высоким лбом, все понимающий взгляд, толстые, измученные улыбкой губы. И в десяти шагах пистолет проходимца без роду и племени.
"Это не только оскорбление памяти поэта - это поступок, недостойный ученого!" - опять наплыли знакомые предостерегающие слова,
– И слава богу, - вздохнул Андрей Михайлович.
– Помимо всего прочего, даже смотреть на это ужасно.
– О чем ты, Андрюша?
Андрей Михайлович вздрогнул. До сих пор устало дремавший в кресле Лазарь Всеволодович выпрямился, тряхнул догорающим костром на голове, провел рукой по глазам.
– Все о том же, Лазарь. О дуэли.
– О дуэли, которая не состоится?
– Не будем махать кулаками после драки...
– Значит, ты считаешь, это была драка?
– Драка идей, если хочешь.
Ему было жаль Лазаря, который вот уже несколько суток не выходил из института. Последние приготовления к дуэли, которая должна была состояться послезавтра, в понедельник, вконец измотали Лазаря. Он хотел все провернить сам, во всем убедиться лично. Нельзя сказать, что он не доверял другим, но он вполне резонно опасался: если не сработает хоть один, пусть даже самый пустяковый, блок этой уникальной системы, модели Поэта, - все пойдет насмарку.
И вот сегодня ученый совет решил отменить дуэль. Каково же теперь Лазарю? И каково получить такой удар от друга, с которым четверть века вместе ждали этого часа, день за днем кропотливо приближая его?
"Четверть века совместной работы... Мы делали ее, она формировала нас, думал Андрей Михайлович, все еще глядя за стекло - За это время заядлый техницист проникся глубочайшим уважением к поэзии, и совсем не потому, что над воссозданием интеллекта Поэта пришлось изрядно-таки повозиться. А ненавистник всего, что укладывается в формулы, проникся столь же глубоким уважением к кибернетике, и не только верит, что она в состоянии смоделировать даже величайшего из гениев, но вот - сам моделирует. Да, совместная работа многое может сделать. Она способна сделать врагов друзьями. Даже друзьями - только не единомышленниками!"
За стеклом медленно кружились снежинки. Лазарь поднялся.
– Андрюша, ты меня извини. Хочу сделать еще одну попытку выяснить отношения... последнюю. Ответь как на духу... Как ты считаешь, вот этот стеклянный куб в двадцать четыре этажа, в который мы вложили полжизни, шаг за шагом воссоздавая интеллект Поэта, - что это: машина или живая, чувствующая личность?
Андрей Михайлович усмехнулся - столько уже говорилось на эту тему.
– Машина, Лазарь. Машина, лишь в общих чертах и приближенно повторяющая интеллект Поэта.
– Значит, ты по-прежнему не веришь, что это личность?
– Разумеется.
– Тогда почему ты боишься дуэли?
– Я ее не боюсь, просто не хочу. К чему ломать комедию, если можно обойтись без нее!
– Но ведь раньше ты "ломал комедию".
– Раньше, Лазарь, не было иных возможностей.
– Здесь ты не совсем логичен, Андрюша. Ладно, пойду, видно, ни к чему этот разговор. До понедельника, что ли?
– И Лазарь пошел, но в двери резко обернулся - Так, значит, драка идей? Ну что ж, пусть будет драка. * * *