Дух, который разбил свой кувшин

Только шаман может духов слышать. Это все знают. Может, но не всегда хочет.

Пригласила Кауха к себе шамана и говорит:

— Молоко у меня прокисает. Раз прокисло, два прокисло. Может, ты с духом кувшина поговоришь?

И указывает на огромный глиняный кувшин, что наполовину в землю зарыт. Сколько лет кувшину, а ни вмятины, ни трещины на нем.

— Оставь меня, женщина, со своими глупостями, — ответил ей шаман. — Звезда на небе

погасла. Что это значит? Думаю теперь.

— Звезда, говоришь?! — Завелась Кауха. — Звезда далеко. А молоко вот оно — воняет. Зачем тебе только оленину каждый день дают, если ты с духом глиняного горшка совладать не можешь?!

Обиделся шаман, ушел.

— Мама, оставь его! — Успокоил ее Вереск. — Не видишь? Не до нас шаману, — и добавил совсем тихо. — Я с духом поговорю.

— Да ты с ума сошел! — женщина всплеснула руками. — Нельзя тебе с духами говорить! Только шаману можно. Кроме него никто духов не слышит.

— Я слышу! — упрямо наставал Вереск.

— Ты как твой отец! — И мать почему-то заплакала.

Отца Вереск не помнил, а жалко. Веселый, говорят, человек был. Непутевый, но веселый. Кауху отговаривали к нему в жены идти. Уж больно он хилый был, да болел часто.

— На кой он тебе? — причитали женщины ее родительского племени. — Вон, посмотри, сколько хороших охотников вокруг.

— С ними скучно, — спокойно отвечала Кауха. — А с этим весело.

— Скучно ей! Заживешь своим шатром, не до скуки будет. То один ребенок подоспеет, то другой.

Отец издалека пришел. Никто не знал, откуда. Его в племя принимать не хотели, потом приняли. Он рассказывал про другие страны, какие там разные животные и растения. Мать слушала, так и прилипла к нему сердцем.

Вскоре Вереск родился. Отец радовался, но недолго. Умер быстро.

С тех пор Кауха никого не подпускала к своему костру.

Мать по делам ушла, а Вереск к кувшину подкрался. Запах оттуда доносился, хоть нос затыкай.

— Эй! Ты там?! — робко позвал Вереск.

Поверхность молока всколыхнулась.

— Чего тебе? — раздался из кувшина ворчливый голос.

Вереск совсем осмелел.

— Ты зачем молоко портишь? Мать за дикими козами по всему долу гонялась. Молоко чтобы добыть.

— Скучно мне, — ответил дух. — Целую вечность в этом кувшине сижу. Ничего кроме молока вашего не вижу.

— И что теперь?! — Грозно прорычал Вереск. — Молоко нам портить?!

— И буду портить! — помолчав, ответил дух.

У матери уже волосы на солнце серебрятся, а прыгает по камням точно девчонка. Охотники на нее заглядываются. Другие женщины злятся, что безмужняя она. Срам да соблазн сплошной.

— Большой ты у меня стал, — Кауха положила руки сыну на плечи,

да еле дотянулась. — Скоро тебе в мужской шатер переезжать.

— А ты как же? — Насторожился Вереск. — Кто тебя оберегать будет?

А еще Вереск про молочного духа подумал. Как он тут один останется? Совсем в своем молоке закиснет.

Не хотел Вереск в мужской шатер. Заглянул он туда однажды. Запах от пота с ног сшибала. А от шуток про женщин зубы сводило.

— Тогда женись поскорее, — посоветовала мать. — Своим шатром заживи. К нам племя Ветвистого Оленя скоро в гости нагрянет. Выбери себе невесту по душе.

У племени Ветвистого Оленя дюжину лет назад беда случилась. Одни девки нарождались. И родилось их столько, хоть гроздьями собирай.

Вот и приходится теперь Ветвистому Оленю со всеми соседними племенами дружить. С девками много не навоюешь. Да и сбыть их куда-то надо. Девок этих. Ходят они теперь всем племенем в гости. Женихов ищут.

— Только на Пестрошейку больше не заглядывайся. Проклятая она.

Совсем загрустил Вереск, голову повесил.

— Вот за что мне такое наказание? — вздыхал Вереск, сидя рядом с молочным кувшином. — Не нравятся мне другие невесты из Ветвистого Оленя. Кричат они много, смеются, точно ночные филины. А Пестрошейка… Она другая. Тихая, скромная, и на меня смотрит.

— У меня от твоих разговоров молоко еще сильнее скиснет, — заворчал дух. — А на этой твоей Пестрошейке почему жениться нельзя?

Пестрошейка намного старше Вереска была. Семнадцать лет ей уже стукнуло, а мужа все нет. Вернее, был у нее жених. Но как дал клятву перед костром жениться на Пестрошейке, так и сгинул на следующий день на охоте.

Другой жених выискался. Так и он в лапы медведю попал. С тех пор шаман Ветвистого Оленя запретил Пестрошейке женихов искать. Вот и ходит она теперь на праздники тихая и грустная. Сидит себе в сторонке, ни на кого не глядит. Только на Вереска если.

— А ты сам сгинуть не боишься, если к Пестрошейке посватаешься? — осторожно спросил дух кувшина.

— Уж лучше сгинуть, чем без нее жить! — резко ответил Вереск.

— Так ты у нас влюбился? — усмехнулся дух.

— Не знаю, — юноша пожал плечами. — Может, и так.

— Мать сама, главное, против воли племени замуж пошла, — продолжал рассуждать Вереск. — А мне на Пестрошейке жениться не дает.

Кувшин этот, кстати, отец слепил. Много глины на кувшин ушло. Целая гора. И жене своей, Каухе, наказал: чтобы в кувшине всегда молоко было.