Дух любви
Шрифт:
Спасательную лестницу снова приставили к верхним окнам.
– Назад, мистер Стивенс, – крикнул кто-то, – назад, там никто не мог остаться в живых… слишком поздно, пламя всех уничтожило.
Не обращая внимания на крики и предостережения, Джон поднялся по спасательной лестнице. Он прыгнул в окно, и его окутали густые клубы дыма, дым заполнял легкие, мутил рассудок.
– Дженифер… – звал Джон, – Дженифер…
Он ощупью пробирался вперед, пока не споткнулся о догорающую, полуобрушившуюся балюстраду лестницы, где его едва не касались свирепые языки пламени, поднимающиеся снизу из коридора.
– Дженифер, – снова позвал он почти без всякой надежды. – Дженифер… Дженифер!
И тогда он увидел, что она лежит на той части лестницы, которая вот-вот провалится
Он подобрался ближе, взял ее на руки и, вернувшись на площадку, увидел, что лестница, где она лежала, на глазах исчезает, объятая пламенем, которое, наступая, неуклонно приближается к ним.
Кто-то держал его за руку, кто-то кричал ему в ухо, и он понимал, что их тащат прочь… прочь из слепящего, удушающего дыма к холодному, свежему воздуху открытого окна, к волнующимся небесам и падающим звездам, к крикам людей, которые с нетерпением ждут внизу…
Открыв глаза и увидев, что Джон стоит перед ней на коленях, Дженифер улыбнулась и протянула к нему руки. Он поднял ее, прижал к груди, и, когда она в полном неведении о том, что произошло, уткнулась лицом в его плечо, он увидел, что от дома, который они только что покинули, остался один остов, прочерченный на фоне темного неба.
Глава двенадцатая
Дженифер Кумбе стоит на холме над Плином и смотрит вниз на гавань.
Солнце уже давно взошло, но утренний туман еще окутывает городок, придавая ему сказочное очарование, словно некий призрак благословил его своим прикосновением. Влекомая отливом вода покидает гавань и сливается с невозмутимо гладкой поверхностью моря. Одинокая чайка, распластав широкие крылья, на мгновение застывает в воздухе, затем с неожиданным криком ныряет вниз и тонет в клубящемся над морем тумане.
Три с половиной года прошло с того ночного пожара, с той ночи, когда Джону и Дженифер казалось, что они навсегда потеряют друг друга. Эти полные беспокойства и радости годы прошли быстро, ужас и боль для обоих остались всего лишь смутным воспоминанием, ничто не угрожало их счастью, никакие страхи и тревоги не могли омрачить их покой.
В Плине мало что изменилось. Почерневшие развалины дома на Мэрайн-террас снесли и, когда были убраны последние груды кирпича, на их месте построили новое здание, где разместилась частная гостиница для приезжих, которых особенно много в летние месяцы.
Поблекшая вывеска «Хогг и Вильямс», некогда висевшая на кирпичном здании конторы на набережной, исчезла, и теперь на его двери красуется гравированная золотыми буквами табличка «Джеймс Остин Лимитед».
Плин остается все тем же небольшим процветающим городом. Двенадцать месяцев в году корабли каждый день заходят в его гавань и направляются к пирсам в устье реки. Звук сирен, отраженный ближайшими холмами, гулким эхом плывет в воздухе. Одна из самых примечательных частей современного Плина – это верфь, которая перешагнула прежние границы и теперь тянется до самой Полмирской заводи. Она не портит окружающий ландшафт, на ней нет уродливых металлических балок, неприглядных построек. Верфь Джона Стивенса – это лес невысоких мачт, аккуратные штабеля прекрасного строевого леса, а под навесами – недостроенные гладкие корпуса судов.
Эти спортивные яхты знамениты на все Западное побережье, а их строитель один из самых любимых и уважаемых жителей Плина.
Дженифер оборачивается и видит, что по склону холма к ней поднимается Джон. Она улыбается и идет ему навстречу.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она. – Разве ты не знаешь, что тебе следует быть на верфи и в поте лица трудиться ради своей мерзкой жены и сына?
Джон смеется и привлекает ее к себе.
– Даже если на нас смотрит пятьдесят миллионов человек, мне все равно. Я должен был пойти за тобой и сказать тебе, что ты мне чертовски надоела. Знаешь, Дженни, ведь сегодня ровно три года, как мы женаты? Это же целая вечность.
Она запускает пальцы в его волосы и скидывает их ему на глаза.
– Помнишь,
– Да, и я подумал: «Слава богу, теперь я не обязан жениться на этой женщине».
– Джон… иногда я бываю угрюмой, раздражительной… ты никогда об этом не жалел, я серьезно?
– Дженни, дорогая…
– Странно думать, что мы всегда будем вместе, Джон, и больше нам никто не будет нужен. Странно думать, что наши отцы и матери тоже любили, и наши деды и прадеды… возможно, они произносили те же слова, что мы говорим друг другу, здесь, на вершине Плинского холма, в такое же солнечное утро.
– Милая, к чему о них думать? Сегодня во мне говорит эгоист – я хочу помнить только нас самих, а не все эти маленькие грустные надгробные плиты на Лэнокском кладбище.
Она неожиданно прильнула к нему, и ее взгляд через его плечо устремился вдаль.
– Сто лет назад здесь стояли двое других, Джон, как сейчас стоим мы. Мы кровь от их крови, плоть от их плоти. Возможно, давным-давно они были так же счастливы, как мы сейчас.
– Ты так думаешь, Дженни?
– Ах! Джон, люди могут говорить все, что им заблагорассудится, о работе, честолюбии, искусстве, красоте – о смешных мелочах, из которых состоит жизнь, – но на всем белом свете важно только одно: ты, я, наша любовь и Билл, который сучит ножками на солнце в саду.
Они молча спускаются по склону холма. Их дом в пяти минутах ходьбы от верфи. Светлый, просторный, он стоит у самой воды на месте бывшего склада, где Томас Кумбе делал модели своих кораблей. Прилив, заливая эллинг, подкрадывается почти к самым его дверям.
Биллу два года. Он лежит на животе и выдергивает руками траву. Дженифер поднимает его и шлепает по пухлой попке. Джон щекочет ему нос соломинкой, Билл чихает и заливается смехом.
С противоположной стороны гавани доносится стук молотков и треск дерева под ударами топоров. В Полмирской заводи рабочие разбивают остатки потерпевшего крушение судна. Сейчас ото просто груда полусгнивших бревен.
Дженифер поднимает взгляд на огромную балку, которая выступает из стены дома над комнатой с окнами на гавань.
Это детская Билла.
К балке прикреплено носовое украшение корабля. Оно парит надо всеми – небольшая белая фигура с прижатыми к груди руками, вздернутым подбородком и глазами, устремленными в морскую даль.
Высоко над домами и серыми водами гавани улыбается и реет на свободе дух любви.
От переводчика
Первый роман Дафны Дю Морье «Дух любви» вышел в свет в 1931 году. Он был написан под впечатлением от посещения начинающим автором Корнуолла, который в недалеком будущем станет второй родиной писательницы и местом действия самых знаменитых ее романов: «Ребекка», «Моя кузина Рейчел», «Таверна «Ямайка», «Дом на берегу», «Королевский генерал». Проводя лето в небольшом домике на берегу бухты Фай, Дафна Дю Морье услышала от местных жителей историю старой полуразвалившейся шхуны «Джейн Слейд», которая привлекла ее внимание своим носовым украшением в виде фигуры молодой женщины. Шхуна была названа в честь жены ее первого шкипера, которая и послужила моделью для носового украшения. Внучка Джейн Слейд познакомила Дафну Дю Морье со старой семейной перепиской. Так у молодой писательницы, за плечами которой было лишь несколько рассказов и литературно-критических эссе, возник замысел первого романа. Написан он был там, где разворачиваются описанные в нем события, и хотя действие происходит в вымышленном городе (Плин), топография местности передана очень точно вплоть до малейших деталей. Даже фамилия представителей четырех поколений – Кумбе – не плод фантазии автора, а подсказана названием небольшого селения, расположенного невдалеке от бухты и имения Менабилли, в котором Дафна Дю Морье поселится позже и где будут написаны все ее произведения. Название романа – «Дух любви» – подсказано строкой из стихотворения Эмили Бронте.