Дух мщения
Шрифт:
Энергетический кнут принадлежал прапрадеду Рэвена (ему приписывалось убийство последней великой нагагидры в далеком Офире).
Золотой значок орла на сенсориуме отображал рыцаря его отца, который находился в тысяче метров внизу. Киприан Девайн, имперский лорд-командующий Молеха, быстро приближался к стодвадцатипятилетию, но до сих пор управлял «Адским клинком» так, словно считал себя ровней омоложенному шестидесятичетырехлетнему Рэвену.
«Адский клинок» был древним, гораздо древнее «Бича погибели». Говорили, что это одна из первых ваджр, которые шли
На что же они могли надеяться раньше?
Вокруг отцовского рыцаря двигались мечущиеся значки, отображающие вассалов, загонщиков и хускарлов дома Девайнов, но Рэвен уже давно оторвался от них, уйдя к туманным пикам гор.
Если кто-то и убьет зверей, так это он.
Следы пары необычных маллагр вели в самые верхние области плоскогорья Унсар — остроконечный горный хребет, который фактически делил мир пополам. Огромные звери — некогда столь распространенные на Молехе, но ныне почти истребленные — редко показывались на глаза людям, однако вместе с численностью сократились и их охотничьи угодья.
Три последних зимы выдались суровыми, а весны — немногим лучше, и снег завалил горные проходы. Хищные звери были вынуждены уйти в более теплые низины, так что неудивительно, что и проснувшимся от спячки маллаграм пришлось спуститься из своих логовищ в разломах.
Притаившиеся у подножия плоскогорья Унсар поселения — разрозненные ульи открытых разработок и перерабатывающие блоки-конурбации теперь оказались на охотничьей территории голодной маллагры и ее спутника. Уже погибло триста человек, и примерно тридцать пропало без вести.
Рэвен сомневался, что кто-то из схваченных остался жив, а если и так, то вскоре они бы пожалели, что не умерли сразу. Рэвену доводилось слышать истории о маллаграх, которые пожирали своих жертв в течение нескольких дней — по одной конечности за раз.
В город Луперкалия — исключительно безвкусное название для этих дней восстания — пошли жалобные петиции, умолявшие рыцаря-сенешаля выступить и убить зверей. Невзирая на большую тревогу, которую вызвало на Молехе предательство магистра войны, отец Рэвена решил повести охотничью команду на плоскогорье Унсар. При всей ненависти к отцу Рэвен не мог отрицать, что старик знал цену своему слову.
Хотя Ликс принесла Змеиным богам бесчисленные дары, чтобы те прервали жизнь Киприана, пока они этого не могли. Рэвен никогда по-настоящему не разделял приверженность сестры-жены к старой религии, потакая ее верованиям лишь ради развратных и пьянящих развлечений, которые давали отдохнуть от ежедневной скуки.
Тропа, по которой он шел, пролегала по краю отвесного утеса. Через просветы в тумане и облаках в тысячах метров внизу виднелись равнины. Тянувшиеся почти до самого обрыва деревья были переломлены там, где прошла чудовищная маллагра.
По следу было несложно идти. Землю пятнали кровавые полукружья, тут и там постоянно попадались раздробленные куски брошенных костей, торчащие из-под снега. Рэвен загрузил в ауспик «Бича погибели» биосигнал, полученный при последнем
— Раньше, чем я думал, — произнес он, выбираясь на широкую прогалину, и остановил продвижение своего рыцаря, увидев на снегу впереди громадное растерзанное тело.
Рост маллагр доходил почти до семи метров. У них были объемистые обезьяньи плечи и длинные мускулистые руки, которые могли порвать неумелого рыцаря на куски. Кошмарные конические головы с тупыми носами обладали жвалами, щупальцами и многочисленными рядами зазубренных треугольных зубов.
У них было по шесть глаз. Два глядели вперед, как у хищников, два служили для бокового зрения, а еще два располагались в морщинистой складке плоти на загривке. Эволюционная адаптация делала охоту на маллагр дьявольски сложной, однако Рэвен всегда наслаждался ее трудностью.
Впрочем, этот зверь не представлял собой особой угрозы.
Самец-подросток пятиметрового роста с шерстью цвета слоновой кости лежал на боку со вспоротым брюхом. Густая красная кровь дымилась на морозе, блестящие жгуты розовато-синих внутренностей валялись около живота, словно мясницкая требуха. Вокруг тела валялись трупы дюжины шахтеров.
Рэвен повел своего рыцаря вокруг мертвого зверя, поглядывая на сенсориум в поисках признаков самки. Кровавые следы уходили в лес, дальше от края утеса.
Прежде чем он успел продолжить охоту, земля задрожала. «Адский клинок» наконец-то нагнал его. Следом появилось множество мотоскиммеров, сенсориум «Бича погибели» зашипел от помех, и на пикт-манифольде возникло морщинистое патрицианское лицо Киприана Девайна.
— Рад, что ты смог ко мне присоединиться, — произнес Рэвен, желая, чтобы первое слово было за ним.
— Проклятье! Мальчишка! Я же велел дождаться меня! — рявкнул его отец. — Ты еще не рыцарь-сенешаль! Не тебе совершать первое убийство.
Мотоскиммеры окружили двух рыцарей, несколько вассалов спешились проверить, не подают ли шахтеры признаков жизни.
— Как всегда, твоя резкая оценка моих поступков совершенно неверна, — ответил Рэвен, опуская кабину к телу маллагры и изучая изорванную массу на боках и груди. Сами по себе раны не были смертельны, однако каждая из них должна была причинять мучительную боль. Зверя убило ранение в живот — потрошащий удар чем-то чрезвычайно острым и обладающим достаточной силой, чтобы прорваться сквозь крепкую шкуру к внутренним органам.
— Я его не убивал, — сказал Рэвен, поднимая кабину обратно на полную высоту.
— Не лги мне, мальчик.
— Отец, ты же меня знаешь. Я не стесняюсь приписывать себе чужие поступки, но этот зверь пал не от моей руки. Взгляни на эти раны.
«Адский клинок» наклонился над трупом, и Рэвен воспользовался моментом, чтобы поизучать изуродованное лицо отца в манифольде. Киприан Девайн отказывался от омолаживающих процедур, которые носили сугубо косметический характер, позволяя лишь те, что активно продлевали ему жизнь. В мире Киприана все остальное являлось тщеславием, изъяном характера, который он наиболее ясно видел в своем втором сыне.