Духи реки
Шрифт:
Раскрывать женщине охотничью тайну он, разумеется, не стал. Женское дело — мужем восхищаться и еду из его добычи готовить, ей лишнее знание ни к чему.
Паренёк неожиданно поймал себя на том, что назвал, пусть и мысленно, Снежану женой, и замотал головой:
— Кто ещё знает, как сложится?
— Ты о чём? — вскинула голову девочка.
— Если ещё и завтра такая добыча будет, нужно ставить духам святилище, — развёл руками Пыхтун. — Они нам вон как хорошо помогают… Нечестно не ответить им благодарностью.
— Конечно, поставим! — согласилась Снежана. — Они и ногу мою залечили. Смотри, опухоль уже почти спала. Скоро вовсе хромать перестану. А рыба как же? Я её уже почти запекла…
— Эх, женщина… — снисходительно покачал головой Пыхтун. —
Юный охотник даже не подступался к сложной работе, пока на пару с девочкой не подкрепил свои силы вчерашней добычей. И только после этого раскрыл сумку с кремневыми осколками, выбрал короткий плоский камень и взялся за дело. Довольно прочную и толстую шкуру требовалось распороть на всю длину брюха, затем на длину ног и аккуратно снять, не повредив, но и не оставив на ней лишнего жира или мяса, что запросто могут протухнуть и испортить все старания. Задача весьма непростая, когда приходится пользоваться лишь маленьким и скользким, угловатым, неудобным камушком с острой гранью. Затем зверя нужно выпотрошить, печенью равномерно намазать шкуру изнутри, сложить и отнести в дом: на ней по обычаю охотник должен провести ночь, используя вместо подушки. Но до этого — отделить конечности, порезать мясо с туши ломтями, извлечь рёбра. Их и прочие кости, не столь ценные, Пыхтун отнёс к муравейнику для чистки.
За хлопотами он и не заметил, что небо заметно посветлело, тяжёлые тучи сменились лёгкими облаками, пусть и ползущими плотной пеленой.
Смотреть на небо было некогда: ведь требовалось натаскать много камней и толстых сухостоин для огня, переложить их влажными, недавно упавшими осиновыми деревяшками.
— Всю ночь возиться придётся, — пробормотал он, запаливая костёр. — И на завтра ещё морока останется.
Запекать такие огромные куски мяса в сырой глине просто невозможно — а потому окорока пришлось нанизывать на длинные заточенные палки и вешать над огнём. Рядом на камни дети налепили мясные полоски. Ведь столько добычи разом они не смогли бы съесть при всём старании. Однако, если тонкие полоски мяса пропечь и подкоптить, а затем досушить в продуваемом месте, то они будут съедобны сколь угодно долго. Хоть до весны. В голодные дни их достаточно размочить или сварить. А некоторые люди едят такое мясо и просто так, вяленым.
От огромного количества одновременно запекаемого мяса по лесам окрест пополз густой соблазнительный аромат, способный свести с ума кого угодно, и Пыхтун ничуть не удивился, когда вскоре где-то за рекой тоскливо завыли волки. Им, серым бедолагам, после проливных дождей, смывающих все запахи и любые следы, наверняка без добычи пришлось посидеть. То-то животы сейчас подвело!
У Пыхтуна и его спутницы были другие хлопоты: вовремя переворачивать окорока на вертелах, следить за тем, чтобы мясные полоски не подгорели, и по возможности — собирать стекающий жир на длинный кусок сосновой коры.
— Там кто-то есть! — вдруг привстала девочка. — Большой.
— Где? — Пыхтун привстал, стрельнул глазами в сторону стоящего у дерева копья, но схватился не за него, а за камнеметалку. Дикого зверя лучше отпугнуть издалека, а не драться с ним глаза в глаза. Получив болезненный толчок с изрядного расстояния, он просто уйдёт. Вблизи — может попытаться укусить или порвать когтями. — Где, Снежана? Ничего не вижу.
— На краю заводи кто-то только что мелькнул…
— Не может быть, — покачал головой юный охотник, на всякий случай всё же вставляя голыш в щель камнеметалки. — К нам сюда
— А по берегу? Мы же сами так пришли!
— Нет, никого не вижу! — Пыхтун ждал довольно долго, но ни единого шевеления под холмом, на краю чавкой топи так и не заметил. — Может, ветер кусты колыхнул?
— Там кто-то есть! — твёрдо повторила Снежана. — А если крадётся? Внизу заметили, так он кругом пошёл. Ели рядом, за ними ничего не видно.
— Нет там никого, сама посмотри.
— Ты мужчина, ты и смотри.
Против такого аргумента Пыхтуну возразить было нечего. Он отложил камнеметалку, взялся за копьё, ладонью наскоро проверив заточку острия, шагнул к плотно растущим деревьям и вдруг…
— Ё-о… — только и выдохнул парень, внезапно увидев летящую прямо в лицо, распахнутую, оскаленную пасть. Он не успел даже уколоть волка и просто со всех сил пихнул перед собой зажатое поперёк копьё, от встречного удара опрокинулся на спину… Но боли почему-то не почувствовал. Наоборот — болезненно скульнул и отпрянул назад зверь. На его месте тут же возник другой. Пыхтун споро ткнул его со всей силы тупым концом копья в нос и тут же резко ударил в обратную сторону — краем глаза он заметил, как слева, мимо него, к девочке мчится серый хищник, и угодил-таки ему остриём копья меж ребер. Зверь взвизгнул, крутанулся — то ли от удара, то ли от боли. Пыхтун, поддёрнув ступни, тут же широким замахом, словно дубиной, ударил волка, что находился у самых ног. Челюсти громко клацнули в воздухе. Хищник цапнуть за пятку не успел, а вот палка опустилась ему на голову весьма чувствительно. В стае возникла заминка — и юный охотник успел вскочить на ноги, взглянуть на врагов сверху вниз. Они в ответ зарычали и попятились. Видимо, оказавшийся выше ростом противник уже не казался им столь уж лёгкой добычей.
Только теперь дико завопила от страха Снежана и стала кидать куда-то лежащие у её ног камни. В зверей, однако, не попадала. Крайний волк, по боку которого текла кровь, опять повернул к девочке. Пыхтун, спасая спутницу, кинулся к нему, услышал, как сзади предательски зашуршал песок, крутанулся, крепко сжимая копьё и опять действуя им, как дубиной. Он перехватил зверя уже в прыжке, сильным ударом перенаправил полёт в сторону очага, крутанулся дальше и успел снова кольнуть раненого волка ещё до того, как тот вцепится в девочку. Тут же развернулся, отлично зная, как любят хищники кидаться на спину, со всей силы ударил в оскаленную пасть нападающего зверя. На этот раз укол оказался точен до невозможности: острие копья глубоко вошло прямо в глотку. Волк бешено и неуклюже забился, запрыгал, словно выброшенный на берег судак. Истошно и жалобно взвыл другой, плюхнувшийся лапами прямо в угли, а мордой попавший в пламя, и кинулся улепётывать, сослепу натыкаясь на деревья. Вниз по склону шарахнулся третий, уже с двумя ранами меж рёбер. Глядя на них, торопливо попятились ещё трое.
— Куда-а?!! — грозно закричал Пыхтун, подхватил с земли камнеметалку, взмахнул — и голыш со страшной силой ударил четвёртого волка между глаз. Тот по-щенячьи визгнул, мотнул головой и кинулся бежать. Оба оставшихся зверя развернулись, потрусили с холма вниз, но когда пущенные вдогонку камни попали им в ляжки — тоже рванули прочь со всех лап.
— Это мой дом! — сгоряча побежав следом, крикнул вдогонку Пыхтун. — Мой дом, мой холм, моя земля! Только покажитесь ещё, и я развешу ваши шкуры у себя по стенам!
Волки, вытянувшись гуськом, со всех ног драпали через осинник по проложенной детьми к воде тропинке. Но не все. Один из матёрых хищников неподвижно лежал на склоне с торчащим из пасти копьём. Нанесённая в схватке рана оказалась для него смертельной. Юный охотник остановился над поверженным врагом, зловеще ухмыльнулся:
— На запах припёрся, за нашим мясом? Теперь сам им и станешь.
Он взял серого за лапу и потащил наверх к огню.
— Пыхтун, Пыхтун, смотри, чего я нашла! — радостно выскочила навстречу Снежана. — Волчьи клыки! Целых два! Два!