Духов день
Шрифт:
— Господин Головин. Меня терзает недоумение. Ежели вы, с момента вашей так называемой смерти, находились в могиле, то кого же я тогда видел позавчера вечером на Благовещенской?
— Это не я! — крикнул Вольфганг.
— Понятно, что не вы. А кто тогда?
Головин замотал головой, выражая вулканическое недоумение. Мы с Обломовым переглянулись.
— Не иначе — Троекурова происки, — сказал генерал-губернатор. — Не лез бы ты к нему в одиночку, Владимир. Как бы чего худого не вышло…
Я уже прикинул, что неплохо было бы метнуться домой,
В раскрытое по случаю лета окно стрелой влетел сокол, рухнул мне на колено и, открыв клюв, издал три пронзительные трели.
— Это ещё что за чудеса? — вытаращил глаза Обломов.
— Это значит, что у кого-то сейчас неприятности, — процедил я сквозь зубы, погладив сокола по голове. — И этот кто-то — определённо не я. Даже интересно, кто там на этот раз страх потерял-то… Вот что, Илья Ильич. Я сейчас срочно сваливаю по срочному делу. Ты этого орла, — я кивнул на Головина, — пристрой пока куда-нибудь. Я с ним не закончил. Вернусь — ещё поболтаем. В какое-нибудь не очень людное помещение, само собой. Он ведь, согласно официальной версии, в покойниках числится. А спрашивается, кто мы такие, чтобы нарушать отчетность?
— В тюрьму упрячу, — предложил Обломов. — В подземную одиночку. Охрана там — из бывших каторжников. Люди степенные, не болтливые. Устроит?
Головин затрясся. Я кивнул:
— Знал, что могу не тебя положиться. Всё, Илья Ильич, бывай. Без охранников по городу — ни шагу! Понял меня?
— Понял. Как не понять.
— Помилосердствуйте! — взвыл Головин. — Меня?! Дворянина?! В одиночку?!
Дослушивать я не стал, уж с этим мозгляком Обломов и без меня разберётся. Начертил на полу Знак. И через секунду увидел дверцы своего родного транспортировочного шкафа.
Перед тем, как выйти, прислушался. Услышал гомон. Но шумели не в комнате, издалека. Значит, со двора доносится. И гомонят, хоть и встревожено, но заполошных визгов не слыхать. Я на всякий случай активировал Доспех. И из кабины вышел, держа перед собой меч.
Захар отскочил в сторону за мгновение до того, как я на него налетел.
— Ты чего с мечом?!
— А с чем, по-твоему, я должен быть, получив сигнал SOS? С мухобойкой? Что стряслось? Кто на этот раз припёрся?
— Никто не припёрся. Маруська пропала.
— В смысле — пропала?
— Утром пошла на речку стирать и пропала. Тётка Наталья ругаться начала, куда делась? Я искать её побёг. Прихожу на берег, где Маруська обычно стирает, а там корыто на боку валяется, бельё по траве раскидано, и песок на берегу утоптан — будто стадо паслось. А Маруськи нету. Только лента лежит, которой обычно косу подвязывает. Вот, — Захар показал мне голубую ленту.
Атласную, украшенную бусинами и золотой вышивкой — я сам купил её в лавке Брейгеля в подарок Марусе. Девчонка тогда аж визжала от восторга. С лентой не расставалась, вплетала в волосы. Я, конечно, не большой знаток по части устройства женских причёсок, но что-то
— Она не просто так лежала, — подтвердил мою догадку Захар. — Камнем придавили — как будто нарочно, чтобы мы увидели, когда искать Маруську будем.
— Я.
— Чего?
— Не чтобы «мы», а чтобы я увидел. Маруся всему миру растрепала, что лента — мой подарок. И вызывают таком образом не абы кого, а меня.
Говорил я это уже на ходу, спускаясь по лестнице. Захар бежал за мной. Сокол избрал более короткий путь — выпорхнул в окно. На крыльце особняка меня встретило общее собрание: Тихоныч, тётка Наталья, Данила и Груня с младенцем на руках.
— Ваше сиятельство! — они кинулись ко мне одновременно.
Я поднял руку:
— Спокойно! Ситуацию мне Захар изложил. Правильно сделали, что позвали. Захар — со мной. Остальные — без паники! Возвращайтесь к своим делам.
— Марусенька, — всхлипнула тётка Наталья.
— Маруся жива, это главное.
— Жива?
— Конечно. Если на берегу оставили ленту, а не труп — значит, убивать намерения нет. Марусю взяли в заложницы, чтобы пообщаться со мной.
— Ох, — тётка Наталья перекрестилась.
— Не нервничай, тётушка. Иди лучше, обедом займись. Разберусь.
Я пошагал к воротам. Данила бросился их открывать. Наотрез отказывался уяснить, что ноги-руки у меня на месте, и с такой нехитрой штукой, как открывание ворот и дверей, прекрасно управляюсь сам. Нестись сломя голову вперёд меня совершенно не обязательно.
— Может, и мне с вами? — распахнув ворота, спросил Данила.
Я покачал головой:
— Нет. Не лезь в охотничьи дела.
— Охотничьи? — встрепенулся Захар.
— Ну, а какие ещё? Люди — что ближние соседи, что дальние — передо мной с некоторых пор по струнке ходят. Значит, только твари и остаются.
О своих отношениях с водными тварями, относительно которых смоленские охотники предупредили, что могут возникнуть осложнения, я решил пока умолчать.
Мы с Захаром спешили к речке. Я быстро понял, что идём на ту самую песчаную отмель, где я впервые увидел Марусю. Точнее, она меня увидела. И не смогла пройти мимо таких выдающихся душевных качеств. Я-то её — уже потом увидел… Впрочем, сути это не меняло.
С тех пор я на отмели ни разу не был, но за прошедшее время тут ничего не изменилось. Разве что расколотое корыто, разбросанное бельё и истоптанный песок слегка разнообразили пейзаж.
— Ну? — подойдя к воде, сказал я. — Звали?
Ветки кустов на противоположном берегу речки раздвинулись. И вышла Маруся. Я услышал, как Захар у меня за спиной судорожно сглотнул.
Одежды на Марусе не было. Она шагнула в воду и протянула ко мне руки.
— Иди сюда, милый!
Остроумно ответить я не успел. Вместо меня на зов откликнулся Захар. Попёр в воду прямо как был, в сапогах, штанах и рубахе. Я поймал его за шиворот.