Духовный мир преподобного Исаака Сирина
Шрифт:
Тема молитвенного правила рассматривается в Беседе 4 из 2–го тома. Основная мысль этой Беседы: правило, включающее в себя разнообразные молитвы, необходимо для тех, у кого ум не достиг состояния просветления, в то время как просветленный ум в подобном правиле не нуждается. Другая, сходная идея: правило полезно в состоянии духовного расслабления, но излишне в периоды благодати.
…Просветленный ум, — пишет Исаак, — не нуждается в разнообразных молитвенных словах: лишь одной двери молитвенной достаточно для него, чтобы погрузился разум в молитву и растворился в Боге. Ибо разнообразие молитв весьма помогает разуму, изможденному рассеянностью: благодаря им и под действием их силы разум сокрушается и приобретает сладостную молитву с продолжительными коленопреклонениями, ходатайством за тварь и молениями многострадальными, исторгаемыми изнутри. И так с каждым словом, которое встречает он [730] в этих молитвах, он бывает как бы человеком, пробудившимся от сна: случается ему все время встречать в них восхитительные прозрения, потому что эти самые слова рождаются по дару благодати и заключена в них сокровенная сила. И все время получает он помощь, размышляя о них и читая их. В периоды благодати, когда
730
Т. е. молящийся.
731
Т. е. молитвы, которые обычно читаются в определенном количестве (молитвенные правила).
732
II/4,2–4.
Чистая молитва, — продолжает Исаак, — является вершиной молитвенного делания: тот, кто ее достиг, не нуждается в исполнении правил. Однако если ты не достиг чистой молитвы, не оставляй правила, и если ты молишься чистой молитвой лишь по временам, соблюдай правило в остальное время [733] . Соблюдение правил необходимо в период духовного младенчества; когда же человек достигает зрелости, они становятся ненужными [734] . Есть «закон детей, который в свободе воспитывает человека и дает ему свет», а есть «закон слуг, который по — младенчески ведет человека и не позволяет ему двигаться вперед» [735] . Первый соответствует сыновнему отношению к Богу, не требующему особых правил для своего выражения, второй выражается в строго определенных рамках и уставах. Пока человек молится только в определенные часы суток, ему необходимо соблюдать правило; если же он способен непрестанно молиться, простираясь перед Крестом, он становится неподвластен каким бы то ни было правилам и ограничениям [736] . Та же тема, только уже в совершенно ином контексте, затрагивается Исааком в анти — мессалианской Беседе 14 из 2–го тома, к которой мы уже обращались выше. Здесь акцент делается на пользе и необходимости молитвенного правила, вопреки мессалианам, которые отрицали все внешние формы молитвы. Однако и здесь Исаак говорит о таких состояниях, при которых человек может пренебречь молитвенным правилом в результате наслаждения, происходящего от божественной любви:
733
II/4,5.
734
II/4,6.
735
II/4,7.
736
II/4,8–9.
Плохой признак есть появление следующего: когда человек оставляет положенные богослужебные часы без уважительных причин. Но если пренебречь этими часами заставила человека молитва, или если сила продолжительности ее и великое сокрушение заставили его прекратить исполнение их, или если промедление из — за наслаждения ею побудило его пренебречь часом службы, тогда человек этот совершил отличную сделку [737] благодаря изменению, произведенному завидным товаром, который попал в его руки. И межи его прошли по прекрасным местам, как написано [738] . Все это — при условии, что не из — за легкомысленного умонастроения и презрительного отношения пренебрег он часом службы, но что, напротив, сладость молитвы и наслаждение ею насильно подчинили его божественной любви, в чем и заключается полнота нашего служения, которое тогда уже не подвластно и не подчинено правилу [739] .
737
Или «совершил огромное приобретение» (сир. tegurta — коммерция, торговля). Ср. 1 Тим. 6:6.
738
Ср. Пс. 15:6.
739
II/14,7.
Исаак как бы балансирует между критикой мессалианского «презрительного отношения» к правилу и собственной мыслью о том, что исполнение правила не всегда обязательно и не всегда возможно для православного подвижника. Он не хочет, чтобы его «свободолюбие» было отождествлено с мессалианством, и потому решительно отмежевывается от практики последнего, подчеркивая, что оставление правила в православной традиции вызвано не гордостью и презрением, а преизбытком любви к Богу, заставляющим человека в некоторые моменты молитвы совершенно забывать о правиле. «И если постоянно случаются с человеком такие вещи, которые суть признак дарований и великая дверь к чистой молитве, тотчас поднимается он до уровня совершенных, особенно если сопровождает его благоговейное внешнее положение тела и если глубокий страх являет он во время молитвы» [740] .
740
II/14,7.
Правило полезно, — продолжает Исаак, — потому что оно научает смирению; отсутствие правила может привести к гордости:
…В молитве сердце приобретает большее дерзновение, чем в службе. Однако полное пренебрежение последней причиняет гордыню, а из — за гордыни отпадает человек от Бога. Видишь ли, само то, что человек принуждает себя подчиниться закону, — хотя по своему образу жизни он является свободнорожденным, — смиряет душу его, а демону гордыни не дает возможности внушить ему
741
II/14,18.
Именно поэтому древние отцы, хотя и обладали непрестанной молитвой, не оставляли правила.
Ведь не зря они возложили на себя одни сто, другие пятьдесят или шестьдесят и так далее молитв [742] — люди, которые сами полностью сделались алтарем молитвы. Для чего необходимы были определенные количества, когда у них вообще не прекращалась молитва? Говорится о ста молитвах Евагрия, о шестидесяти — блаженного Макария, о пятидесяти — Моисея Мурина, индийца [743] , о трехстах — Павла, великого мужа отшельника, и о других подобных вещах. Причина, по которой эти блаженные Отцы стремились соблюдать закон, словно рабы, заключалась в боязни гордыни [744] .
742
Речь идет, опять же, о кратких молитвенных правилах, каждое из которых могло включать в себя псалом, молитву и серию поклонов.
743
Моисей Мурин был, вероятно, нубийцем или эфиопом. В VII в. Нубию и Эфиопию называли Индией.
744
II/14,20–22.
Правило, или «закон», подчиняет душу смирению, свойственному рабству. Однако в самом правиле есть свобода, как и в свободе есть правило. Одни люди преуспевают в результате правила, другие — в результате происходящей от него свободы [745] .
В свободе, как говорят, человек достигает большего преуспеяния, чем подчиняясь закону. Однако многие ошибочные пути весьма часто вытекают из свободы; многие виды падения таятся в ней. А с законом никто не сбивается с пути: те, кто сохраняет себя в узде его, могут подвергнуться падению в том случае, если они прежде всего оставили его и пренебрегли им. Поэтому древние святые, которые совершили свой путь не сбившись с него, подчиняли себя закону [746] .
745
II/14,31–33.
746
II/14,33.
Согласно Исааку, «есть закон свободы, и есть закон рабов». Последний заключается в вычитывании определенного количества молитв за каждой службой.
Рабский закон — это когда говорят: «Я вычитаю столько — то псалмов за каждой службой и такое — то количество их на каждой молитве». Такой человек находится под ярмом во все свои дни, без изменения: не может он ничего изменить, так как связан необходимостью в молитве и службе детально следовать тому, что он установил для себя, то есть строго соблюдать число псалмов и время, проведенное в чтении. Все это совершенно чуждо всему пути истинного знания, ибо при этом не учитываются ни божественные действия, ни немощь естества, ни необходимость постоянной борьбы. В первом случае благодать дается так, что человек задерживается на молитве по собственной воле; во втором случае естество оказывается слишком слабым для исполнения правила… [747]
747
II/14,34.
Иначе говоря, человек, у которого молитвенное правило состоит из определенного количества молитв в определенные часы, не учитывает того, что он может оказаться неспособен исполнить это правило — либо по преизбытку благодати, заставляющей его забыть о словах молитвы, либо в силу физического ослабления, при котором у него не хватает сил на вычитывание. Напротив, «закон свободы» не предполагает фиксированной последовательности и определенного количества произносимых молитв. Каждому монаху следует исполнять установленное седмеричное число молитв, однако их содержание и продолжительность представляется свободному выбору молящегося:
Закон свободы состоит в неизменном исполнении семи служб, которые Святая Церковь установила для нашего целомудренного образа [748] через Отцов, собранных Духом Святым на Вселенский Собор [749] . И нельзя нам, отшельникам, думать, что мы не должны подчиняться Церкви, ее руководителям и их законам. Именно по этой причине соблюдаем мы предел семи богослужебных часов, как Церковь установила для нас, чад своих. Это не означает, однако, ни того, что за каждой службой я должен исполнять такое — то определенное количество псалмов, ни того, чтобы человек устанавливал на каждый день определенные количества молитв для произнесения между этими службами в течение ночи и дня, или временной предел для каждой из этих молитв, или определенный порядок слов. Но сколько благодать дает ему силы, столько и задерживается он на каждой молитве, и молится столько, сколько необходимо, и использует ту молитву, которую хочет. И пока он молится, он становится все более собранным и нерассеянным, особенно по причине наслаждения молитвами подобного рода. И в соответствии с силой естества и мудростью, какую дает ему Господь, измеряет он свое прошение [750] .
748
Т. е. для монашества.
749
«Вселенским Собором» в собственном смысле в Восточно — сирийской Церкви называли Никейский Собор 325 г. Преп. Исаак ссылается на апокрифическое 54–е Правило этого Собора, предписывающее совершать семь служб в день. Ср. Главы о знании IV,24 («…семь служб, которые установлены правилами для спасения тех, кто борется с демонами…»).
750
II/14,35.