Дурак

Станюкович Константин Михайлович

— Благодарю, я не курю! — ответил молодой человек, окончательно изумленный, что его назвали по имени и отчеству.

— Счастливец, что не курите… А я вот не выпускаю изо рта папироски! — говорил Драгоценный, закуривая папироску. — Очень рад с вами поближе познакомиться… Надеюсь, мы останемся довольны друг другом… Мне говорил о вас начальник отделения, как о способном, трудолюбивом чиновнике… А я очень дорожу хорошими работниками… Их ведь так мало у нас…

Его превосходительство пыхнул дымком и продолжал:

—

Кроме того, мне хотелось поблагодарить вас за удовольствие, доставляемое мне чтением ваших статей. Ведь это вы пишете в Правде. Вчерашняя передовая статья ваша?

— Моя! — промолвил Липецкий.

— Превосходная статья! Сжатая, ясная, без лишних фраз… Говорю вам это без всяких комплиментов… Я прочел ее и, признаюсь, заинтересовался автором… Вчера я случайно узнал, что вы сотрудничаете в Правде.

«Вот оно что!» — подумал Липецкий и насторожился.

— Я обрадовался, что у нас в департаменте такой талантливый публицист и решил эксплуатировать ваше золотое перышко и дать вам случай выдвинуться, предложив вам работу, которую, я уверен, вы сделаете отлично.

И его превосходительство кратко и точно объяснил, какая это работа.

Дело в том, что, по приказанию начальства, составлен проект весьма благодетельной реформы. Проект поступит в скором времени на обсуждение, но вместе с тем желательно было-бы познакомить с ним и публику.

— Вы послужите хорошему делу, если напечатаете небольшую статью в Правде и внушите читателям здравые понятия о важности и полезности нашего проекта, имеющего серьезное государственное значение… Познакомьтесь с проектом и объяснительной запиской, и когда статья будет готова, потрудитесь зайти ко мне на квартиру, и мы прочтем вместе… До одиннадцати я всегда дома.

С этими словами Драгоценный, не спрашивая Липецкого о согласии и вполне уверенный, что молодой человек должен быть несказанно обрадован поручением, которое даст случай «выдвинуться», взял со стола объемистую печатную тетрадь и, подавая ее Липецкому, заметил:

— Как видите, труд почтенный. Уверен, вы оцените его по достоинству.

И, не ожидая ответа, спросил:

— Давно вы у нас служите?

— Два года, ваше превосходительство.

— Помощником столоначальника?

— Да.

— Окончили на юридическом?

— Нет, на естественном.

— Я постараюсь вас лучше устроить и дать возможность развернуть свои способности. Нам нужны образованные и трудолюбивые чиновники. До свидания! Жду вас на-днях у себя. Очень рад, что познакомился с вами, — еще раз с приветливою улыбкой повторил директор, протягивая Липецкому руку.

Был-ли молодой человек поражен неожиданностью или сконфужен, но дело только в том, что он не догадался поблагодарить его превосходительство

за все любезности и вообще в этот памятный день не оказался на высоте своего нового положения, неожиданно открывавшего перед ним блестящие перспективы.

Он молча откланялся и вышел из директорского кабинета далеко не сияющий, каким, казалось, должен быть добрый чиновник, получивший столь лестное поручение да еще от такой «звезды», какою был Драгоценный, портрет которого еще недавно украшал иллюстрированные журналы.

Наш молодой человек не только не сиял, а напротив, имел такой смущенный, словно-бы виноватый, вид, что курьер вывел заключение о головомойке, полученной «замухрышкой» чиновником от генерала.

Липецкий торопливо шел по улицам, направляясь домой, раздумывая о неожиданном свидании с директором и об его предложении.

Оно казалось ему странным и стеснительным. Напрасно он не уклонился от него?

А, быть может, и в самом деле проект заслуживает одобрения и тогда…

Это соображение несколько успокоило Липецкого и вызвало, в нем мысль о том, что давно уже пора завести новую шубу матери и сделать сестренке новое пальто… Совсем обносились они.

Все это представлялось теперь осуществимым…

Однако, за обедом он ни слова не сказал ни о беседе с Драгоценным, ни о данном ему поручении, хотя обыкновенно и рассказывал матери о служебных делах.

Он, видимо, был возбужден и тотчас-же после обеда ушел в свою комнату и принялся штудировать проект благодетельной реформы.

Когда он, наконец, его окончил, то долго ходил по своей маленькой комнатке взволнованный и негодующий.

IV

На следующее утро Липецкий облачился в черный сюртук.

Напившись чаю, он сегодня как-то особенно нежно поцеловал на прощание мать, худощавую старушку с сбитым на бок чепцом и с добрыми глазами, и вышел из дома ранее обыкновенного, объяснив матери, что до службы надо зайти в одно место.

Липецкий взял извозчика и ровно в десять часов уже был у дверей квартиры Евгения Аркадьевича Драгоценного и решительно надавил пуговку электрического звонка.

Великолепный лакей в белом переднике, с роскошными выхоленными черными бакенбардами, отворил дверь.

Оглядывая весьма двусмысленное пальтецо Липецкого и не первой свежести котелок юпитеровским, несколько застланным взглядом, он процедил снисходительно-небрежным тоном, загораживая своею особой вход:

— Генерал не принимает просителей на дому. Идите в департамент.

— Я не проситель! — резко кинул, возвышая голос, Липецкий. — Доложите!

Секунда колебания на лице камердинера и молодой человек был впущен в прихожую.

Но пальто с, него не снимали.

— Как о вас доложить? — недовольно спросил лакей.