Дураки умирают
Шрифт:
Не мог ждать. Однажды, когда она, смеясь, попыталась вырваться, я рассказал ей о белых медведях. О том, что белый медведь может реагировать на запах только одной медведицы, и иной раз ему приходится пройти тысячу миль, чтобы спариться с ней. Поэтому в мире так мало белых медведей. Сначала она изумилась, потом поняла, что я ее разыгрываю, и ткнула мне кулаком в бок. Но я объяснил ей, что именно так она действует на меня. Что это не любовь, не ее красота, не ее ум, хотя я с детства мечтал найти в женщине такое сочетание. Дело не в этом. Не в любви, родственности душ и прочих романтических байках. Все гораздо проще: запах. Ее тело генерировало
И она меня поняла. Она знала, что я не пытаюсь продемонстрировать своеобразие. Просто все мое существо бунтует, не желая признавать, что я сдался ей со всеми потрохами, став жертвой романтической любви.
Она обняла меня, покивала:
— Хорошо, хорошо.
— Так что не мойся слишком часто.
Она вновь обняла меня.
— Хорошо.
Потому что ничего такого мне решительно не хотелось. Зачем? Я был счастлив в семейной жизни. В свое время я любил жену больше всех на свете, да и до того, как я изменил ей, она нравилась мне больше других женщин. Так что теперь я чувствовал вину и перед ней, и перед Джанель. А истории о любви всегда раздражали меня.
Что ж, люди устроены сложнее белых медведей. И нюанс моей сказочки, который я опустил, рассказывая ее Джанель, состоял в том, что белой медведице нет необходимости отыскивать одного-единственного медведя.
А потом, разумеется, я пошел по проторенному пути всех влюбленных. Начал задавать вопросы Джанель. Встречается ли она с продюсерами и звездами, чтобы получить роль? Числятся ли за ней другие романы? Были у нее другие любовники? Короче, обычная ли она шлюха, которая перетрахалась с миллионом мужиков, чтобы урвать свой кусочек пирога в киношном мире? Странные вещи начинают твориться с мужчиной, когда он влюбляется в женщину. Ничего такого не происходит, когда речь идет о другом мужчине, который тебе нравится. Тут ты доверяешь собственным суждениям, собственным чувствам. А вот с женщинами на первый план всегда выходит недоверие. Дерьмовое это дело — влюбиться.
И я бы не влюбился, если бы добыл на нее хоть какой-то компромат. Вот тебе и весь романтизм. Неудивительно, что так много женщин ненавидят нынче мужчин. Оправдать себя я могу лишь тем, что много лет прожил отшельником и не очень-то знал, как вести себя с женщинами. Но я не смог раскопать о ней ничего предосудительного. Она не ходила на вечеринки. Она не встречалась с кинозвездами. Собственно, для актрисы, которая снималась довольно часто, пусть и в маленьких ролях, о ней знали на удивление мало. Она не крутилась в киношных тусовках, не ходила по популярным ресторанам и клубам. Не упоминалась в колонках светской хроники. Короче, была очень правильной женщиной, мечтой отшельника. Она даже любила читать. Мог ли я желать большего?
Наводя справки, я, к своему удивлению, выяснил, что она и Доран Радд выросли в одном забытом богом городке штата Теннесси. Он сказал мне, что Джанель — самая добропорядочная женщина Голливуда. Так же посоветовал не терять времени, потому что затащить ее в постель не удастся. Меня это порадовало. На вопрос, что он о ней думает, Доран ответил, что Джанель — лучшая из всех женщин, с которыми сводила его жизнь. И только позже Джанель рассказала мне, что они были любовниками, жили вместе и именно Доран привез ее в Голливуд.
Она во всем стремилась проявлять независимость. Однажды я попытался заплатить за бензин,
Иногда мы говорили о том, чтобы купить ей эротическое белье, но дальше разговоров дело не пошло. Пару раз попытались воспользоваться зеркалами, чтобы полюбоваться нашими отражениями. Но с ее близорукостью она ничего не видела на расстоянии вытянутой руки, а надевать очки не позволяло тщеславие. Однажды мы вместе читали книгу об анальном сексе. Очень возбудились, и она согласилась. Постарались четко следовать инструкциям, но тут выяснилось, что у нас нет вазелина. Поэтому мы воспользовались ее кольдкремом. Мне, откровенно говоря, не понравилось, а ей просто было больно. Поэтому эксперимент мы прекратили, нас больше устраивал испытанный способ. Хихикая, как маленькие дети, мы вместе приняли ванну: в книге особо подчеркивалось, что после анального секса необходимо тщательно подмываться. В общем, мы сошлись во мнении, что никакие новшества нам не нужны. И так все было прекрасно. И мы жили счастливо и в полном согласии, пока не стали врагами.
В этот восхитительный период времени моя светловолосая Шахерезада рассказывала мне истории из своей жизни. Так что я жил не двумя, а тремя жизнями. Семейной в Нью-Йорке, с женой и детьми, с Джанель в Лос-Анджелесе и жизнью Джанель до нашей встречи. Ковром-самолетом служил мне «Боинг-747». Никогда раньше я не был таким счастливым. На киностудии у меня все спорилось. Я наконец-то прочувствовал, какая она, настоящая жизнь. И окружающие не могли на меня нарадоваться. Моя жена, Джанель, дети — все были счастливы. Арти, конечно, понятия не имел о том, что со мной происходит, но однажды, когда мы вместе обедали, внезапно сказал:
— Знаешь, впервые в жизни я за тебя больше не волнуюсь.
— И с каких же пор? — спросил я, думая, что его волнениям наступил конец, потому что моя книга стала бестселлером и я получил заказ от киношников.
— С этой самой секунды, — ответил Арчи.
Я сразу подобрался.
— А почему?
Арти обдумал вопрос.
— Ты никогда не был по-настоящему счастлив. Всегда хмурился. Ни с кем не дружил. Только читал книги и писал книги. Терпеть не мог вечеринок, кино, музыки, чего угодно. Даже семейные обеды были тебе в тягость. Господи, ты не любил компанию своих детей.
Это меня обидело. Потому что не соответствовало действительности. С детьми я возиться обожал. Но, может, со стороны все казалось иначе. У меня заныло под ложечкой. Если у Арти сложилось такое впечатление, тогда что думали про меня совершенно чужие люди? Меня охватило отчаяние.
— Это неправда.
Арти улыбнулся.
— Разумеется, нет. Но другие видели тебя именно таким. Валери говорит, что сейчас жить с тобой гораздо легче.
Вновь я почувствовал обиду. За все годы нашей совместной жизни моя жена ни на что не жаловалась, и я ничего не знал. Она никогда не упрекала меня. Но в этот момент я понял, что действительно ничем не радовал ее, если не считать первые годы после свадьбы.