Дуративное время

Смирнов Алексей Константинович

– Из чего он сделает дурацкие выводы, - подхватил Балансиров, и майор закивал:

– Сделает, но мы ему не позволим. Мы сами подскажем выводы.

– Не понимаю, - сказал тот.
– Зачем нам их понимание? Это опасно.

– Ничего подобного. Я же специально подчеркнул: "добровольный переход физических лиц". Добровольный! Как ты думаешь, кто пойдет добровольно, если будет знать, что набирают одних дураков? Даже дурак пошлет их к черту. И будет прав. Пришельцы сулят дуракам хорошее, но тем везде придется плохо. Сила агрессора в том, что дураки не признаются себе в

глупости. Это, они думают, не про меня. Это, наверное, других дураков забирают, но я-то умный. Мы это исправим, и они будут думать как надо. Правильно оценивать ситуацию.

– Теперь понимаю. А вы не боитесь, что дурак озлится?

– Да, он озлится. Да, он расстроится. Но мы вмешаемся, и друзья возьмутся за руки. Мы объединим их в общественную силу с единым сознанием. Мы напомним им, что они тоже граждане, что у них есть права. Например, право выбирать и быть избранными. Да они и без того избранные, самим богом. Куда уж больше! Им позволено отстаивать свои интересы на самом высоком уровне. Вот этим они - наполнившись самосознанием, сплотившиеся, - Медовик тяжело уперся ладонями в сукно, - этим они и начнут заниматься. Иначе их растаскают поштучно.

Медовик почесал в затылке.

– Я ведь соврал пилоту, когда сказал, что все дураки у нас переписаны, - сказал он доверительно.
– Многие, но не все. Ты, капитан, создашь оперативную группу по их активному выявлению и взятию на учет. Работай многими бригадами, а бригады набирай из уже обработанных дураков. Пирамида, смекаешь? Своих ресурсов нам не хватит. Фиксируй сначала самых отъявленных. Работа предстоит неимоверная, но глаза страшатся, а руки делают. И ноги делают.

Балансирову пришла в голову блестящая мысль:

– Может быть, под флагом диспансеризации? Явятся прямиком в кабинет! А там уже машинка жужжит.

Медор отступил и смерил его оценивающим взглядом:

– Все-таки ты не зря получаешь жалованье. Скоро и дырочку вертеть! Мне, - уточнил он.
– Конечно! Кто же у нас еще потянется на диспансеризацию? Самый контингент и потянется!...

– Вот только что мы им скажем после машинки? Про бога?

– Найдем, что сказать, - сурово сказал Медовик.
– И про бога. И про остальное. Кино покажем! Документальное. Как их, баранов, ведут строем в тарелку! Как в щели утягивают! Дадим послушать, какие вопли оттуда потом несутся, после обещанной сладкой жизни - все, все записано! И как тарелка горела - записано! И как инопланетянин горел! И как этот Эренвейн горел!

Быть очевидцем столь впечатляющих и драматических событий нелегко даже майору, и Балансиров не стал указывать на разницу в причинах, по которым вопили похищенные и горел Эренвейн.

Медор Медовик присел. Он промокнул ярость платком и начал медленно превращаться в прежнего, доброго толстяка, отца и дядю неустановленных лиц.

– Значит, оперативные группы, - подытожил он уже спокойнее.
– Направишь людей в поликлиники, школы, вузы, на собрания. Фиксируй всех, кто ходит на юмористические концерты, на массовые сеансы к колдунам. Пусть твои соколы покатаются в транспорте. Они там очень многих возьмут на карандаш.

Балансиров ничего не

записывал, такие записи запрещались. Он запоминал.

– Это колоссальная работа, - предупредил он озабоченно.

– Ничего. Для начала обработаем тех, кто уже значится в списках, а там и твои подтянутся. Начинаем с тоненькой струйки. На первых порах нам вполне хватит одного кабинета. В первом потоке назначим лидера. Потом развернемся, организуем повсюду первичные ячейки... Объясним опасность, понесем ее в массы... Возникнут дружины, домовые комитеты...

– А может быть, не нужно их объединять? Поводим машинкой - и гуляй под подписку о невылете. Осведомлен и предупрежден. Вроде прививки.

– Во-первых, это жестоко, - заметил Медор.
– Живет себе человек, и вдруг узнает про себя такие вещи. Во-вторых, у тебя нет чувства перспективы. Настанет время, когда их научатся умыкать силком. А они - уже целая партия. Или армия. Ну-ка, подступись? Исчезновение целой, скажем, фракции - это не шутка! А нашим гостям шумиха ни к чему. Это только нам можно. И потом: они могут как-нибудь перестроить свои параметры на умных. Умных начнут хватать.

– А умные-то им зачем? И богу их не жалко. Не вижу смысла.

– Умный человек тоже нигде не будет лишним. Распробуют и войдут во вкус. Но мы их переиграем на ход вперед. Понадобится общественная сила для понижения в обществе накала ума... В целом, понимаешь? Опять же и перед богом отличимся. Укрепим свои позиции. Изольется любовь или не знаю там, что; явится кто-нибудь...на небе или в церкве...

– Ну, ясно, - Балансиров не стал продолжать.

– Ясно, что ничего не ясно, - строго поправил его Медор.
– Не надо передо мной темнить. Мне самому не все понятно. Кроме одного: не сидеть на месте и заниматься своим делом. Вот что главное. Каждый должен не сидеть на месте и заниматься своим делом. Или, в крайнем случае, сидеть на месте и заниматься делом чужим.

Глава 7

Балансиров довольно легко вышел на Петра Клутыча. Ведь тот работал в метро. А метро и все, что с ним связано, всегда находилось под особым контролем у службы, в которой участвовал Балансиров. И если кто-то в это не верит, он может не ждать приглашения и попроситься к Балансирову в список людей, рискующих быть обманутыми и похищенными. Итак, Балансиров, памятуя о том, что из всех искусств для него самое главное - метро, назначил список его работников приоритетным. Он ознакомился с личными делами и мгновенно узнал, за что и при каких обстоятельствах уволили Петра Клутыча

Тот доедал яичницу, когда зазвонил телефон.

Он ел яичницу не потому, что так уж остро желал съесть именно ее, а просто вспомнил Висюна, и Висюн, не допрыгивая до высших слоев сознания, слился с людьми вообще, которые питаются яичницей, и он, Петр Клутыч, не хуже других; он будет есть, как люди едят.

– Слушаю вас, - сказал Петр Клутыч почтительным тоном.

– Это из поликлиники звонят, - раздраженно и властно сказала женщина. Она была агентом Балансирова и очень искусно притворялась регистратурой. Вам нужно явиться на диспансеризацию. В четыреста десятый кабинет. С полотенцем.