Дурман-звезда
Шрифт:
– Что вы, милорд, я не самоубийца.
Ясень обогнул стол и подошел к перилам возле форштевня. Хозяин яхты, тоже поднявшись, остановился в двух шагах за спиной. Ясень начал:
– Внизу дорога, по ней везут товары в столицу...
– Я в курсе. Это наша родовая земля. Ближе к делу.
– Прошу прощения. Так вот, пять лет назад я ехал с обозом. Это было самое начало зимы. Мы везли рыбу, но встретили загадочных всадников...
Продолжая говорить, он обернулся к аристократу. Ага, заинтересовался, пернатый! Не то чтобы верит, но явно понял, на какую историю намекает рассказчик.
– И вон там, за горой...
Он ткнул пальцем, и длинноволосый машинально перевел взгляд. Ясень правой рукой показывал, а левую положил на деревянную шкуру с прожилками из живого металла. И от этого прикосновения корабль-змей как будто поежился.
Сразу несколько мыслей пронеслись в голове у Ясеня.
Да, пламя толком не разгорелось, но змей все равно его ощущает. Наверно, именно поэтому так неприязненно косился перед отлетом. А сейчас, при прямом контакте, кажется, испугался всерьез. И если бы хозяин яхты знал про этот дремлющий огонек, то не подпустил бы пленника близко...
Ясень прикрыл глаза, мысленно обращаясь к деревянному ящеру.
Боишься, чурбан? И правильно делаешь. Я здесь единственный, кроме капитана, кто способен до тебя достучаться. И то, что я скажу, тебе не понравится. Я, правда, сомневаюсь, что ты понимаешь каждое мое слово, да мне это и не нужно. Главное, чтобы ты ощутил мою злость. А я очень зол, потому что меня пинали ногами, держали в трюме, а теперь допрашивают, как вора. Я с удовольствием спалил бы тебя, утопил в потоке огня, но я слишком слаб для этого. Мой огонь - еще не костер и даже не факел, а всего лишь тлеющий фитилек. Но даже он сгодится, чтобы причинить боль. Ведь обжигает не только факел, но и маленькая свеча...
– Заснул, драчун?
– аристократ подозрительно смотрел на него.
– Извини, белобрысый.
– Что?!
Ясень почувствовал жар в ладонях. На миг ему показалось, что под рукой - не дерево с вкраплениями металла, а настоящая змеиная кожа. И он вдавил в нее пятерню, впечатал из всех сил, словно выжигая клеймо.
Корабль дернулся, рыскнул в сторону. Палуба накренилась; люди валились с ног, скользили, будто с горки зимой. Столик съехал к перилам, кресло с девчонкой опрокинулось на бок. Аристократ нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но его отбросило к поручням. Кто-то сорвался с мачты и, отчаянно вопя, повис на канатах. Рулевой, падая, вцепился в штурвал и невольно крутанул его; яхту повело еще дальше вправо.
Ясень, заранее ухватившийся за перила, получил небольшую фору. Аристократ оказался прямо под ним, и Ясень обрушился на него, не давая вытащить меч. Схватил за горло, сжал что есть мочи. Длинноволосый яростно захрипел. Они елозили по настилу из досок, шипя и брызжа слюной. Ясень давил, пока не услышал хруст; тело под ним обмякло, а в глазах белобрысого осталась только стеклянная пустота.
Разжав пальцы, Ясень поднял голову. Корабль все сильней кренился на правый борт. Воздух дрожал от разноголосого мата; матросы цеплялись за снасти, как обезьяны. Тайя, стоная, ворочалась у разбитого кресла. Один из охранников лежал без сознания. Второй, похоже, не пострадал и уже пробирался к Ясеню
Но он опоздал.
Чудовищный удар сотряс яхту, едва не расколов ее надвое. Палуба вспучилась, шпангоуты лопались с оглушительным треском. Внутри корпуса что-то мерзко заскрежетало, и над горами разнесся дикий протяжный вой - может быть, это кричали люди, а может, и сам деревянный змей, которому перебили хребет.
Корабль налетел на скалу.
Ясень понял это, глянув за борт. Сам он чудом остался цел - удар пришелся чуть дальше. Острый утес пропорол обшивку в районе передней мачты. Охранника буквально вынесло с палубы.
Яхта замерла в неустойчивом равновесии - ее поддерживали последние крохи силы, что еще остались в живом металле. Но фиолетовые жилы тускнели, и Ясень сообразил, что через пару секунд они погаснут совсем. Тогда корма перевесит, и корабль сорвется вниз.
Тайя сидела, сжавшись в комок. Он бросился к ней, рывком поднял на перила.
– Держись! Держись, говорю!
Сам перелез через ограждение, повис на левой руке, а правой, кряхтя от натуги, спустил девчонку вниз, на скалу. Спрыгнул следом. И едва его подошвы коснулись камня, корпус корабля опять застонал и дрогнул.
Утес торчал из склона, как исполинский клык, и его острие нависало над глубоким ущельем. И сейчас корабль, цепляясь мачтами и разваливаясь в падении, рухнул с высоты на самое дно. Будто гора, попробовав добычу на зуб, разочаровалась и сплюнула ее наземь. В треске обшивки терялись вопли людей, а перепуганные птицы кружились над скалой, как черная туча.
Ясень стоял над обрывом, не в силах пошевелиться; пламя внутри него разгоралось, радостно воя, а тень опускалась на разбитый корабль.
6
Он не помнил, как долго просидел на краю скалы. Мысли путались, тошнота подступала к горлу, а в ушах стоял навязчивый звон, словно эхо от криков никак не могло утихнуть.
Ясень пытался осмыслить произошедшее. Десятки людей погибли из-за него. И если с аристократом он дрался лицом к лицу, то все остальные - матросы, бойцы, обслуга - были виноваты лишь в том, что оказались в неудачном месте в неудачное время. Можно сколько угодно твердить себе, что он не мог такого предвидеть, а всего лишь хотел устроить переполох и улучить момент для побега. Но тем, кто сейчас остывает на дне ущелья, эти оправдания уже ни к чему.
Да, "улучить момент для побега" - это, конечно, звучит красиво. Но сейчас, когда ничего уже не исправишь, сможет ли он ответить на простейший вопрос - в чем конкретно состоял его план? На что он, Ясень, вообще рассчитывал? Обжечь летучего змея, чтобы тот вильнул ближе к склону, потом схватить девчонку и сигануть за борт? Тьма, да они бы себе все кости переломали!
Стоило тогда, у форштевня, подумать еще секунду, и он понял бы, что его замысел - чистой воды безумие. Но вместо этого начал действовать. Словно кто-то все решил за него - кто-то чужой, незнакомый, дремавший до поры, но разбуженный лиловым огнем. И теперь, пока Ясень сидит, пытаясь прийти в себя, этот чужой спокойно и равнодушно смотрит его глазами. Совсем как тогда, зимой, среди трупов на перевале...