Дурная кровь

Даль Арне

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Мы ими уже стали.

30

Гуннар Нюберг действительно отправился к арестованному. Он был вне себя от гнева и от чувства собственного бессилия. Он трижды вступал в драку с опасным преступником, сыноубийцей, трижды получал от него увечья. И вот теперь другой отец убил сына. Не Уэйн Дженнингс, так Лассе Лундберг. Первым желанием Гуннара было отомстить Лундбергу и за его сына Бенни, и за Ламара, раз уж отец Ламара от них

ускользнул. Не обращая внимания на сопротивление охранников, Нюберг ворвался в коридор, где содержались арестанты. Возле камеры Лундберга он притормозил и заглянул через окошко на двери внутрь. Лассе сидел, обхватив голову руками, его лица видно не было, тело сотрясала крупная дрожь. Нюберг смотрел на него несколько секунд. Потом круто развернулся и ушел, вспомнив, наверное, что и сам был далеко не безупречным отцом.

Он поехал в Эстхаммар. Путь был неблизкий. Нюберг успел многое передумать, но мысли были нечеткие, затуманенные двумя сотрясениями мозга. Нюберг вспомнил, как надеялся “досидеть” до пенсии без помех.

Спокойно расследовать легкие дела, без напряжения, без нервотрепки. Сбросить лишний вес, следить за питанием. И что из этого получилось?

Шоссе Норртельевэген было залито дождем. Дорога казалась не твердой, а жидкой. На подъемах машине приходилось преодолевать сопротивление потоков воды, на спусках — скатываться вместе с ними. Ощущение было странное.

Нюберг проехал Норртелье. Оставил в стороне Халльставик и Грисслехамн и вскоре въехал в Эстхаммар. Это было тихое, малолюдное местечко. Дачники-стокгольмцы вернулись в город, и Эстхаммар опять стал тем, чем, собственно, и был — маленькой деревней, где живут одни крестьяне.

Нюберг ехал, сверяясь с подробной полицейской картой. Дорогу развезло. Колеса буксовали в глине. Дождь хлестал как из ведра. В одном месте Нюбергу пришлось выйти из машины. Правое заднее колесо “рено” провалилось в яму. Проклиная машину на чем свет стоит, злой как черт Нюберг приподнял ее и вытолкнул на ровное место.

Вот и нужный ему дом. Он стоит на пригорке, и заехать туда непросто. Нюберг нажал на газ, машина взревела и с трудом вскарабкалась наверх.

Возле сарая стоял трактор, его огромное заднее колесо почти наполовину увязло в глине. Крупный мужчина в кепке, которая когда-то была желто-зеленого цвета, грязно-синих рабочих штанах и зеленых резиновых сапогах, наверное, пятьдесят четвертого размера, что-то делал, нагнувшись возле трактора. Он повернулся к калитке спиной и не замечал гостя, который стоял возле своей машины и мок под проливным дождем. Вот мужчина стукнул по трактору кулаком, и тот еще глубже погрузился в грязь. Мужчина разозлился, рявкнул: “Чтоб тебе!” и, поднатужившись, вытащил трактор из глины.

Нюберг понял, что не ошибся адресом.

Он подошел ближе. Тут великан наконец услышал его. Обернулся. Увидел гигантскую мумию, словно возникшую из дождя и идущую прямо на него. Зрелище было не для слабонервных, но фермер не испугался. И пошел навстречу. Скоро Нюберг уже мог разглядеть его лицо. Мужчине было лет двадцать

пять. Как две капли воды похож на Нюберга в молодости. Только не “Мистер Швеция”, а обычный крестьянин. И чувствует себя, судя по всему, гораздо лучше, чем “Мистер Швеция” в его возрасте.

Мужчина резко остановился в нескольких метрах от Нюберга. Вспомнил отца или узнал в нем самого себя?

— Отец? — пробасил он.

Гуннара Нюберга захлестнула волна счастья. Наступил решительный момент.

Томми Нюберг подошел к отцу вплотную и в упор посмотрел на него. Потом снял рабочую перчатку и протянул руку:

— Черт побери! Ты! И, как я погляжу, по-прежнему работаешь в полиции!

Нюберг потрогал тампон в носу здоровой левой рукой. Потом протянул ее, получилось что-то вроде рукопожатия. Из-за переизбытка чувств говорить он не мог.

— Как ты здесь оказался? Хотя погоди, давай в дом, тут сыровато.

Они шли по грязной, клёклой земле, мимо сарая, мимо трактора, мимо полузатопленных качелей: автомобильная шина плавала в воде, цепи, на которых она крепилась, бессильно провисли.

— Да-да, — закивал Томми, широко улыбаясь. — Сейчас его увидишь.

Вот и жилой дом. Старый, небольшой и не слишком красивый. Там и сям торчат доски, виднеются следы ремонта, старая краска во многих местах облупилась. На бревнах выступили пятна плесени. “Патина”, — подумал Гуннар Нюберг. И сразу почувствовал себя здесь как дома.

Они поднялись на крыльцо. Лестница тяжело скрипела под ногами отца и сына. Томми открыл дверь, за ней сразу оказалась комната. Худая светловолосая девушка лет двадцати с небольшим, сидя возле большого кухонного стола, кормила с ложки упитанного бутуза в детском стульчике.

Поправив непослушную прядь волос, девушка с удивлением подняла глаза на пришедших. Мальчик перестал есть и заревел, увидев замотанного бинтами дядю.

— Это Тина и Бенни, — представил Томми, сбрасывая с ног великанские сапоги. — Это мой отец. Мы встретились под дождем.

— Его зовут Бенни? — спросил Нюберг, продолжая стоять у порога.

— Гуннар? — неуверенно повторила Тина. — Твой настоящий отец?

— Думаю, можно и так сказать, — пробасил Томми, звонко чмокнул Бенни — ребенок мгновенно успокоился, а Томми плюхнулся на стул возле стола и добавил с широкой улыбкой: — Несмотря ни на что.

— Входите, — пригласила Тина, вставая. — Не стойте у дверей.

Гуннар Нюберг разулся и тихо вошел. Он сел подальше от ребенка. У него кружилась голова.

— Здравствуйте, — сказала Тина и протянула через стол руку. Нюберг повторил неловкую попытку поздороваться, на этот раз у него получилось лучше.

— Здравствуйте, — тихо сказал он.

Все замолчали. Но, против ожиданий, в этой тишине не было неловкости. Трое хозяев дома рассматривали гостя — с любопытством, без ненависти.

— Это твой дедушка, — сказал Томми годовалому Бенни, и тот сразу скривился, опять готовясь расплакаться. Но тут мать сунула ему в рот ложку каши, он занялся едой и передумал реветь.