Дурная примета
Шрифт:
— Тогда уж лучше на УК, — усмехнулся Аверин. — Он увесистей!
— На УК, так на УК, — согласился Паромов. — Тащите первого.
— Кого? — решил уточнить Аверин.
— Вообще-то, принято начинать с того, кто «пожиже» духом. Но мы ведь еще не знаем, кто у них «ведущий», а кто — «ведомый»? Так?
— Не совсем так, — вмешался Студеникин. — «Потверже» будет, на мой взгляд, все-таки Злобин.
— И мне так кажется… — поддержал не очень уверенно своего подчиненного Аверин. — Вообще-то трудно ориентироваться, когда видишь человека впервые… А почему допрос их в качестве свидетелей? —
Молодой опер не просек, а старший тут как тут со своими замечаниями. И в бланках успел разобраться, и ситуацию проанализировать.
— А потому, — начал заводиться, повышая голос, Паромов, так как не любил, когда в его компетенцию вмешивались, — что чтобы допросить человека в качестве подозреваемого необходимо соблюсти три фактора, два из которых обязательны! Первый — это официально задержать лицо, то есть оформить протокол задержания подозреваемого в соответствии со статьей 122 УПК РСФСР. Верно?
— Верно.
— Второе — это избрать меру пресечения в соответствии со статьями восемьдесят девятой тире девяносто шестой УПК… Верно?
— Не знаю, — стал валять дурака Аверин, — это ты у нас процессуалист, а не мы с Данилой… Верно, Даниил? — И не дожидаясь ответа товарища, продолжил: — Наше дело маленькое: ловить и не «пущать», как по телевизору любят отдельные журналисты изгаляться…
— Кончай ерничать, — остановил его Паромов. — Это не я так хочу, это статья 52 УПК так гласит, что подозреваемым признается:
А) лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления.
Но у нас, как мы уже только что обсудили, нет оснований для официального задержания и официального составления протокола задержания.
Б) лицо, к которому применена мера пресечения.
И меру пресечения, туже самую подписку о невыезде, мы применить не можем, — менторским тоном говорил следователь. — Потому, что после нее мы не сможем уже задержать их и поместить в ИВС для отработки по полной программе. А помещать их в ИВС необходимо, я это очень хорошо понимаю, так как иных путей отработать их из-за лимита времени, у нас попросту нет. Верно?
Оба оперативника промолчали, так как крыть доводы следователя было нечем.
— Молчание — знак согласия, — продолжил следователь. — С арестом, то есть, заключением под стражу, то же самое, что и с задержанием по статье 122 УПК — пустой номер.
Кроме того, все та же 52 статья УПК РСФСР гласит, что подозреваемый с момента задержания имеет право на защиту, то есть на адвоката, который не известно еще, что ему посоветует: ваньку валять, или молчать, как в рот воды набравши! А нам и то, и другое ни к чему. Верно?
— Верно. — Согласились опера.
— А еще, если помните, есть статья 51 Конституции РФ, которая гласит, что…
— …Что никто не обязан свидетельствовать против самого себя, — подхватил Студеникин.
— Верно! — усмехнулся следователь. — Только нельзя перебивать старших.
— И что же нам прикажете делать, процессуалист вы наш великий, — вновь съерничал Аверин, — в задницу их целовать?
— Если нравится, то дело хозяйское, — в тон ему довольно грубо пошутил Паромов, —
УПК — дело тонкое, а работать с ним — вообще ювелирный процесс! Так что, не лезьте поперед батьки в пекло, а занимайтесь делом, да почаще в УПК заглядывайте. Нечего время впустую переводить. Тащите сюда Апыхтина.
Прошло две-три минуты, и Студеникин привел в кабинет худощавого, остролицего и прыщавого паренька, лет семнадцати-восемнадцати, с давно немытыми русыми волосами, карими, испуганно бегающими глазами. В короткой кожаной курточке, спортивного стиля, на «молниях» и кнопочках. Любимой верхней одежде молодежи. В потертых от длительного ношения джинсах и зимних полусапожках на высокой платформе, модными среди подростков и именуемыми в их же среде «гавнодавами». Шнурки на полусапожках отсутствовали, как и брючной ремень. Дежурный наряд свое дело знал туго. В его остроносом личике и бегающих глазках было что-то звериное, крысячье. Отталкивающее.
«Гм, кажется, и вся одежда прибыла вместе с подозреваемым, — подумал Паромов, глядя на паренька. — У таких ребят гардероб не очень-то богат. Живут по пословице: «С тыну — да на спину»! Посмотрим… может, что и обнаружим. Пятнышки разные, царапинки незаметные… На одежде и на теле… Потерпевший, конечно же сопротивлялся, а значит, мог своих насильников оцарапать, укусить… Да и кровь из перерезанного горла теперь хлестала во все стороны, не приведи Господи! По личному примеру знаю…»
Когда-то, давным-давно, на заре юности, Паромова направили после окончания Рыльского педагогического училища работать учителем младших классов в Коробкинскую школу-интернат. Там местные парни, «обожравшись» самодельного «коньяка — три бурака», «прописали» его, «благословив» кастетом по голове. Голова выдержала удар, черепушка не развалилась перезрелым арбузом, но кровь из ран хлестала тонкой струйкой метра на два, а то и больше.
«Слава, Богу, все обошлось тогда, — мелькнуло в голове следователя, — сам поправился, и в тюрягу, благодаря девчатам, подружкам учительницам и воспитательницам, отобравшим у меня топор, не сел. Если бы не девчата, то точно бы кого-нибудь из тех козлов топориком попотчевал… Да, пришлось бы мне не на этом месте сидеть, а совсем в другом…»
— Здравствуйте, — выдавил из себя на всякий случай паренек, видя новое лицо.
— Здравствуй и ты, коли не шутишь, — отреагировал следователь полушутя, полусерьезно.
— Апыхтин Анатолий, собственной персоной, — представил паренька Студеникин. — Как и требовали. А я пошел к себе. Другого «клиента» опрошу.
Паромов понял, о ком речь.
— Его надо не опрашивать, а допрашивать. Чтобы время не терять. Сейчас отдельное поручение в порядке статьи 127 УПК напишу.
Придвинул лист бумаги и собрался писать.
— Поручение уже есть, — остановил его Студеникин. — Еще вчерашнее. Там указано не только установить и доставить, но и допросить.
— Тем лучше. Но сначала побудь тут, послушай.