Дурная слава
Шрифт:
— Еще чего! — хмыкаю я, представляя, чем все это может закончиться. Нет, нет, нет! Все эти гадкие выходки, полуголые девки, бутылки, стаканчики… Я окажусь полной дурой, если добровольно отпущу Антона в этот притон. К тому же, я до исступления хочу продолжения и поэтому, потеряв окончательно голову, прыгаю к нему на руки, обвив его поясницу ногами.
На что он обольстительно улыбается:
— М-м-м… Джонни, ты решила пойти ва-банк?
— Я решила доказать, что у тебя там не может быть никаких интересов.
— Это так. Поэтому
Наши тела плотно сплетаются. Мне мало воздуха, мало тепла, мало его самого. В это мгновение я испытываю нечто вроде мучительного голода, когда скручивает живот и появляется навязчивая идея во что бы то ни стало насытиться. И это так трудно, сдерживать себя.
— Ну ладно, пошли, — через силу сдаюсь ему я. — Отделаемся от них поскорее. А уж пото-ом…
Антон смеется и еще крепче прижимает меня к себе:
— Моя маленькая, горячая девочка, — изводит меня придыханием. Целует и отпускает.
Похоже, я, в самом деле, сошла с ума!
Мы проходим вдоль кирпичного соседского забора, сворачиваем к воротам и, минуя подъездную площадку, устремляемся во двор. Звуки привычной ревущей музыки становятся еще менее отчетливыми, потому что их заглушают подзаправленные голоса. Небольшая кучка пресмыкающихся особей пасется возле бассейна и еще несколько отдельных личностей блуждают по территории, каждый сам на своей волне.
— Ну, и где твой приятель? — я нервозно пожимаю руку Антона. Мне здесь до скрипа зубов не нравится.
— Должно быть, он там.
И хочется, чтобы поскорее на горизонте нарисовался именинник. Но вместо него возле нас, как из-под земли вырастает толстяк.
— Хо-хо, — трясется он жиром, — какие люди! Я не обознался? — И тянет свои потные руки с намерением с нами обоими пообниматься.
А меня воротит от его фривольного поведения.
— Отвали, Диман! — смеется Антон. — Где Тим?
— Ты подогнал для него подарочек? — хрюкает тот.
И я поджимаю губу от злости, потому что словила мерзкий намек.
— Слышь, ты, придурок! — дергаюсь я с желанием заехать в его гнусную физиономию.
Но меня крепко обнимает Антон и старается успокоить ласковым шепотом:
— Тих-тих-тих-тихо, Джонни. Все под контролем. Не обращай внимания.
Но я не могу так запросто закрыть на подколки глаза:
— Скройся, пока я тебе твое рыло не расцарапала! — ограничиваюсь мелкой угрозой.
— А че я такого сделал-то? — противно гогочет кабан. — Тим! — визжит, подзывая к нам виновника торжества и, улучив момент, когда Антон переключает свое внимание на именинника, по-собачьи высовывает язык и, изобразив явно меня, принимается демонстрировать непристойности.
— Недоумок! — пинаю его я и, вырвавшись из самых желанных на свете объятий, спешу поскорее покинуть эту чертову территорию со стадом долбанутых дегенератов.
— Джонни! — кидается за мной Антон.
Но я уже бегу отсюда прочь. И ныряю за
*Рили, наречие, сокращение от слов «реально», «действительно».
27. Антон
По-моему, Джонни слишком бурно реагирует на их глуповатые выпады. Ну, балуются детки, что взять с идиотов?
Успев только вскользь пожать Тиму руку, я кидаюсь следом за ней:
— Джонни, постой!
На полпути, возле собственного низенького заборчика, она останавливается:
— Если ты желаешь вернуть меня в этот зоопарк, то у тебя ничего не получится! — сообщает, даже не обернувшись.
Но я настигаю ее и, обняв со спины, делаю все, чтобы моя рассерженная девочка захотела взглянуть на меня, а, взглянув, хоть немного оттаяла. Для этого мне приходится использовать все радикальные меры. И когда она наконец-то поддается моим провокациям и отвечает поцелуем на поцелуй, мне уже совсем не хочется думать о мотивах ее поступка.
— Поверь, даже не собираюсь, — оторвавшись от ее до беспамятства чувственных губ, спешу заверить чертовку, что я на ее стороне. А потом, слегка отступив, бережно убираю с лица упавшую на лоб прядку волос и не могу удержаться, чтобы не улыбнуться ее воинственному виду. — Ведь кое-кто обещал мне чай с продолжением.
Джонни хохочет:
— Похотливый самец!
— Я? — делаю лицо, будто искренне удивляюсь. — Не знаю, о каком продолжении ты подумала, но…
Но она меня прерывает. Сочно поцеловав, выскальзывает из объятий и грациозной кошечкой юркает в калитку.
— Вот только не надо придумывать отговорки и переводить все стрелки на меня. Хочешь чаю — пошли!
Кажется, рыжая бестия меня раскусила.
— А как насчет бутеров? — кидаю вдогонку.
— Они же ужасные, — лукаво смеется она. И, свернув по дорожке к дому, вдруг останавливается. — Так ты, в самом деле, голодный?
— Ага, — согласно киваю я, нескромно подразумевая два вида голода. Но тот, что второй, приятно подпитывает наши отношения, в отличие от первого. Хотя, признаться, мне доставляет удовольствие все, что Джонни делает для меня. Да и про сэндвичи я ее просто подкалывал. — Тащи свои ужасно-прекрасные бутеры. С твоих рук я готов лопать все!
— Льстивый наглец, — мягко укоряет она и скрывается за дверьми дома. Но вскоре появляется со знакомым деревянным подносом, на котором высятся стопкой ломтики белого хлеба, нарезка сыра и тонкие дольки свежего помидора.
Все так заманчиво и аппетитно — как раз то, что нужно для чаепития под лживыми лампочками, но чертовка не спешит кормить меня с руки. Она ставит поднос на перила балюстрады и произносит то ли в шутку, а то ли всерьез:
— А давай спалим их к чертовой матери?