Дурная жена неверного дракона
Шрифт:
Я закрыла глаза, не в силах смириться со своей незавидной участью…
— Я не уверен, что смогу, — вдруг произнес он.
— Что?! – взревела белугой Леопольда.
— Не уверен, что попаду в сердце.
— Тогда вынешь кинжал и ударишь ещё раз. А потом ещё и ещё! И будешь вонзать столько, сколько понадобится!
— Да, мама.
Увалень снова занес руку.
В этот раз меня пронзил озноб. Как же обидно и горько! Неужели я перенеслась в иной мир, чтобы погибнуть? Быть может, так я смогу вернуться в своё
Пытаясь сотворить хоть что-нибудь, я напрягла тело. Увы, путы были слишком крепкими.
— Она дергается! – пожаловался мамочке Перт, как будто собирался не человека убить, а нанизать на иглу непослушное насекомое.
— Представь, что это свинья! – прорычала Леопольда, сжимая кулаки. — Коза или крыса!
Отчасти, её бешенство я понимала. Не повезло с сыночком, но разве таким не она его воспитала? И если до этого я чувствовала страх, то теперь брезгливость, ярость, отчаянное желание покинуть этот мир, захватив парочку извергов с собой. Эти двое не заслужили магии!
Из-за своей жалкой беспомощности, неспособности защитить себя, в крови заклокотала злость. Тело мелко задрожало то ли от холода, то ли от адреналина, то ли от жара, растекавшегося по венам.
— Красить ткань у тебя получается лучше, чем воспитывать сына, — едко подытожила я, не в силах ещё что-либо сделать. Пусть хотя бы мои слова отравляют дальнейшую жизнь Леопольде. Искру они добудут, но этого увальня уже ничего не изменит. Жаль, это единственный способ мести, доступный мне.
Даже в сумраке заметила, как Леопольда побагровела, как её перекосило.
— Да заколи уже, эту дрянь! – прошипела она, поторапливая растяпу-сыночка.
Перт нервозно облизнул пухлые губы, двумя руками сжал рукоять черного кинжала и занес его высоко над головой.
«Боги, кем бы вы ни были! Не позвольте безнаказанно творить зло!» — взмолилась я.
Чтобы не пищать от страха, не дать злодеям повода злорадствовать, закусила раненную губу. От боли посыпались искры из глаз, но она оказалась ничем, в сравнении с той болью, которая пронзила грудь. Не выдержав, я истошно закричала.
Глава 5
Сознание возвращалось медленно, но неумолимо, вырывая из плена безмятежного покоя приглушенными перешептываниями, горькими всхлипываниями и холодом, сковывающим измученное тело.
— Довел Лудар… Ик. До греха… От нищеты… Ик… — причитала какая-то женщина совсем рядом. – Горемыки… Ик… Путников грабим! Души губим! Ик… Покойников обираем. А-а-а…
— А она красивая была. За что с ней так? — простуженным голосом просипел подросток, потыкав меня чем-то в бок. – Упокой Светлая её душу.
Невероятно, но я была жива! Вот только даже осторожное касание натянуло ткань сорочки, и тут же кожу
Судя по ветру, шелесту листьев, жужжанию насекомых, я оказалась вне подземелья. Не знаю как, но если это благодаря мародерам, то пусть забирают всё, что найдут, и поскорее убираются восвояси, потому что ещё немного, и меня затрясет от озноба.
Продолжая прислушиваться к голосам, убедилась, что это определенно не Леопольда с Пертом, но с моим «везением» я уже ни на что хорошее не надеялась.
Наконец чужаки затихли. Ненадолго.
— А может, не будем снимать с неё сорочку? Не по-человечески это, — прошептал тихий девичий голосок.
Оказалось, что рядом не два, а три мародера. И лучше бы мне продолжать изображать мертвую.
— Не снимай, — согласилась женщина, хлюпая носом. — Главное, кружево срежь.
Я думала, что сейчас меня наспех обшарят, убедятся, что брать нечего, и уйдут, вот только троица медлила.
«Быстрее забирайте кружево и убирайтесь!» — хотелось крикнуть. Я уже почти околела. Но когда бедра коснулись замерзшие ледяные пальцы, от неожиданности вздрогнула, до одури напугав негодяев.
— Ой-ой! Живая! – Горе-грабители отскочили от меня и, ломая ветки, бросились врассыпную.
Увы, они лишь отбежали, но не ушли.
В тишине я слышала взволнованное, частое дыхание, трусливые шаги по листве, шорохи…
Пока боролась с собой, решаясь: открывать глаза или нет, рыдающая мародерка прошептала:
— Не бойтесь. С такими ранами, бедняжка, долго не проживет. Ик! А нам кружево нужно.
— Надо ей помочь, — просипел мальчишка. Его ломающийся голос срывался, но он отчаянно пытался оставаться храбрецом.
— Кто нам, Ард, поможет? Мы теперь нищие.
Я не видела лица говорившей, но её глухой, надрывный голос лучше слов подтверждал, что они находятся в крайней степени нужды.
– Если не оберем умирающую бедняжку, Марти замерзнет. Он от голода уже даже не пищит.
Некий Ард молчал. В тишине было трудно понять, что мародеры задумали, пока в напряженной тишине женщина обреченно не выдохнула:
— Ладно, не берите грех на душу, сама срежу. Пусть Светлая карает меня. Не вас.
Осторожно ступая, она приблизилась ко мне, тяжело опустилась на колени…
— Не серчай на нас, — прошептала тихо, склоняясь надо мной. – От безысходности грех на душу беру.
Мозолистые, шершавые ладони коснулись моих коленей, аккуратно потянули подол кружевной сорочки…
— Так и бросим её? – угрюмо произнес мальчишка-подросток. Обойдя меня, он опустился на колени, закрывая от света, и стал рассматривать. Я чувствовала его внимательный, любопытный взгляд.