Дурни Вавилонские

Трускиновская Далия Мейеровна

Он оставил у двери, рядом с которой было кольцо для факела, меня и Левада, а сам взял под уздцы второго осла, впряженного во вторую бочку, и повел к следующей двери. Авад и Гамид поплелись следом.

— Как нам смыть этот позор? — спросил Левад, глядя в землю.

— Убить подлого Халака Барея, — сразу ответил я. — Как только освободимся от клятвы. Тогда Мардук будет нами доволен.

— Да, это так. Жаль, что мы не сможем утопить его в бочке.

— Почему не сможем? Мы придумаем, как это сделать.

— Но не в бочке. Он туда не влезет.

— А

где?

— Мне кажется, там, за сараем, есть яма для этой мерзости.

— Да, яма подойдет. Но не сразу. Первое время он будет нас опасаться. А потом мы найдем способ. Мы знаем его в лицо и знаем, где его искать.

— И нас шестеро. Мы с ним справимся.

— И великий Мардук увидит его зловонную душу.

— И заткнет нос!

— А ощущают ли боги зловоние?

Это был занятный вопрос. Когда в храме жгут жертвенное мясо и растения, дым бывает очень едкий, но жрецы говорят, что богам он нравится. Значит ли это, что их обоняние отличается от человеческого?

Мы затеяли спор, всячески оттягивая миг, когда придется браться за черпаки. Но пришел Джири и пообещал нас отлупить. Видимо, он догадывался, что рано или поздно это придется сделать, — на поясе у него висела дубинка, окованная медью, довольно дорогая и крепкая дубинка.

Мы прикоснулись к палкам черпаков. Древесина была чистая и гладкая, даже теплая. Это как-то успокоило нас. Джири отворил дверь, и мы увидели чан. Он оказался меньше, чем мы думали, всего мне по пояс, и к нему вела сверху труба.

— Не бойтесь, — сказал Джири. — Вы опустошите его в двадцать взмахов черпака. И помните — три «ноги»! А я вернусь к вашим братьям. Хочу убедиться, что они не болтают, а трудятся. Ну?

Мы встали возле чана. Левад смотрел на меня, я — на Левада. Кто-то должен был начать.

— Проклятье всесильного Мардука на голову того, кто нас обманул! — выкрикнул Джири и погрузил черпак в чан.

— Осторожнее, осторожнее, не то забрызгаетесь, — предупредил Джири и пошел прочь.

— Проклятье Мардука! — повторяли мы при каждом взмахе черпаком. — Проклятье Мардука!

В головах наших уже рождались дивные картины: как мы ловим гнусного Халака Барея, как хватаем его, как переворачиваем вверх ногами и вниз головой, как погружаем его скверную голову в горловину бочки, как всего его туда запихиваем, как закрываем горловину крышкой!

— Эй, парни! — раздалось из темноты. — Что это вы здесь делаете?

Мы промолчали. Как будто в свете факела нельзя было разглядеть нашего постыдного занятия.

— Лучше бы вы этого не делали, парни, — продолжал незримый человек. — Сколько вам пообещал мерзкий скупердяй?

Мы опять промолчали. Кому какое дело до цены нашего позора?

— А знаете, почему он вас нанял? — не унимался тот человек. — Знаете, почему этой ночью только вы работаете на бочках?

Нам это было безразлично. Мы попали в беду, а до других нам дела не было.

— Повезло же Халаку Барею — отыскал где-то парней, лишенных слуха и речи! — воскликнул другой человек, тоже незримый. — Как же он с ними договорился?

— Они

отлично слышат и говорят, — возразил первый. — Я видел их у пруда — так даже пели и смеялись. Я знаю вас, парни. Ваш подрядчик — Токмак Абрук, он честный человек. А наш — Халак Барей. Это наши бочки!

— Он сказал, что вы лежите пьяные в грязи, — ответил тогда Левад. — Но если вы протрезвели, то берите свои черпаки, нам они не нужны. Только заплатите нам, и мы пойдем мыться.

— Ты не понял, брат, что тут происходит. Мы не были пьяны, — тут наш собеседник вышел на свет и оказался крепким мужчиной отцовского возраста. — Мы работали на Халака Барея пять лет. Он нас завербовал на юге и обещал нам большие деньги — по две «ноги» в день. Подумай, могли ли мы отказаться? Нам же нужно кормить жен, детей и стариков. Мы пришли, стали на него работать. Потом он прибавил по «кувшину» — это было, когда подорожали питьевая вода и ячмень. Потом — еще по «кувшину», это было, когда подорожала мясная похлебка и кожа для сандалий и передников. Мы, когда работаем, надеваем кожаные передники, которые потом моем, и покупаем их за свой счет, чтобы одежда оставалась чистой. А теперь подорожало мясо…

— Когда? — хором спросили мы.

— Три дня назад. Теперь миска хорошей мясной похлебки наливается не дополна. Раньше в нее лили три черпака, а теперь за те же деньги — два с половиной. А нам нужна хорошая еда. Мы пошли к нему и попросили прибавки. Он отказал. Тогда мы сказали — если так, ночью ни одна бочка не выйдет на работу! Ты пойми, брат, если откажутся работать разносчики, хозяин сразу договорится с другими людьми, и найти замену носильщикам тоже нетрудно! А найти замену нам невозможно! И если два-три дня в башню не будут привозить кирпичи с глиной, ничего не случится. А если не будут чистить чаны — начнется такая вонь! И эта вонь попадет в дорогие жилища, и их хозяева пойдут к Халаку Барею, и найдут способ его наказать!

— Да, его надо наказать! — закричали мы. — Он подлый обманщик!

— Ну так бросайте черпаки и ступайте к нам! — позвал мужчина. — Мы скинемся и заплатим вам по «ноге» за ваши труды. А мерзавец Халак Барей завтра будет поколочен! И поднимет нам плату!

Мы с Левадом бросили черпаки наземь. Мы испытали счастье, как новобрачный, которого оставили наедине с молодой женой. И вдруг счастье кончилось — мы одновременно вспомнили, что поклялись скрипом священной крестовины бога Мардука.

— Нельзя, — сказали мы.

— Отчего это нельзя? — спросили они.

— Мы дали страшную клятву.

— А если мы вас поколотим? — подумав, спросили они. — Нас много! Халак Барей держит двадцать бочек рабочих и пять запасных, для осеннего времени, когда все пьют кислое молодое вино. Нас сорок три человека, а вас шестеро и Джири седьмой, а Гури не в счет. Представляете, как мы вас поколотим?

Мы представили.

Наша растерянность была так велика, что мы не нашли слов для ответа.

— Вы подумайте, — сказал тот мужчина. — Мы немного погодя к вам подойдем.