Дурной ген

Кук Робин

— Я тоже так считаю, — согласился он, — но доктор Мюллер клянется, что она говорила совершенно серьезно.

— Ты не знаешь, она замужем? — поинтересовалась Лори, все еще гадая, прав ли Джек насчет мотивов Чета.

— Не замужем, — без колебаний ответил Чет.

— Хорошо, и как, по-твоему, мы должны поступить? — незаметно вздыхая, спросила Лори.

Учитывая остальные усилия, которые приходилось прилагать, чтобы дела в бюро шли своим чередом, она вовсе не нуждалась в дополнительной проблеме, которую, похоже, вполне могла создать Арья Николс. Лори взглянула на часы, чувствуя, что тревога снова усиливается.

— Я надеялся, что ты сама примешь решение, — сказал ее собеседник. — Я могу отчитать

ее и припугнуть возможным отстранением, если она не отнесется всерьез к стажировке в бюро. Если честно, понятия не имею, получит ли она после этого диплом патологоанатома или нет, ведь этот месяц у нас дается в основном для ознакомления, просто чтобы более или менее представить себе работу эксперта-криминалиста.

— Я тоже не знаю, — проговорила Лори. — Насколько мне известно, ничего подобного раньше не случалось. Ни с одним интерном кафедры патологической анатомии, которые проходили у нас практику, не было проблем.

— Как думаешь, может, тебе переговорить с доктором Хендерсоном? — предложил Чет. Карл Хендерсон был главой кафедры патанатомии медицинского факультета Нью-Йоркского университета. — Вдруг он или руководитель интернатуры смогут привести эту девицу в чувство и заставить относиться к стажировке в бюро как следует. Ведь, помимо прочего, это жуткое неуважение.

— Знаешь, может, мне лучше сперва побеседовать с доктором Николс, — сказала Лори.

Мысль о том, что ей, возможно, удастся предотвратить трения между бюро и университетом, подавив их в зародыше, вдруг показалась весьма привлекательной: профилактика всегда предпочтительнее лечения.

— Вероятно, это лучший подход, — согласился Чет. — Судя по ее манерам, она, похоже, не слишком-то жалует мужчин.

— Если вдуматься, возможно, лучше будет не просто поговорить с ней, а поработать вместе над каким-нибудь делом. Есть шанс, что мне удастся увлечь ее судебной патологоанатомией. В прошлом у меня такое получалось, и наша доктор Дженнифер Эрнандес тому отличный пример.

Когда Дженнифер была трудным подростком, Лори договорилась, чтобы ее взяли в бюро в качестве внештатной сотрудницы. Это не только изменило жизнь девушки, но и привело к тому, что та поступила на медицинский факультет и стала судебным патологоанатомом.

— Отличная идея, — признал Чет. — Если кто и сумеет ее мотивировать, так это ты. Но я думал, ты больше не берешь аутопсии, став начальницей.

— Сейчас можно сделать исключение, — ответила Лори, чувствуя, как согревает ее эта мысль. Буквально сегодня утром она сожалела, что не может больше проводить судебно-медицинские экспертизы, и вот появился хороший повод изменить ситуацию. Причина уважительная, и Лори постарается избежать огласки. — Когда доктор Николс придет, скажи ей, что сегодня днем она будет работать со мной и что я жду не дождусь нашей встречи. Проследи, чтобы мне подобрали дело, желательно интересное, и чур ни гугу об этом.

— Понял, — сказал он. — Во сколько ты готова ею заняться?

— Ну, скажем, во второй половине дня, — предложила Лори, вспомнив об остальных своих делах. К тому же в это время прозекторская обычно пустовала.

— Я прослежу, чтобы все было в порядке, — заверил Чет.

Глава 3

8 мая, 9:45

Мэдисон Брайант наблюдала, как состоящая из трех человек семья Пирсонов покидает ее кабинетик. Мардж Пирсон вышла последней и ненадолго задержалась в дверях, чтобы улыбнуться и помахать ей, прежде чем исчезнуть в коридоре. Их случай был одним из тех хеппи-эндов, которые давали Мэдисон силу духа, необходимую, чтобы продолжать работу социального консультанта в детской больнице Хассенфельд. После нескольких пересадок костного мозга восьмилетний Уэйн Пирсон чувствовал

себя вполне хорошо, лейкемия окончательно отступила, перейдя в стадию стойкой ремиссии. Поскольку у Пирсонов все, включая школьные дела Уэйна, шло гладко и жизнь семьи возвращалась в нормальное русло, встреча, на которую по плану было отведено полтора часа, заняла всего пятнадцать минут. В результате у Мэдисон появилось свободное время, учитывая, что следующую консультацию отменили.

Убрав карточку Пирсона в стол, Мэдисон вышла из своего кабинета без окон. Как всегда в такое время, в больнице толпилось множество взрослых с детьми всех возрастов. Уровень шума можно было вынести только благодаря звукопоглощающему потолку. Мэдисон обогнула стойку регистратуры и отправилась в комнату для персонала, а оттуда — в женский туалет. Сейчас тут был настоящий оазис уединения. Старательно моя руки, она оглядела себя в зеркале. Недавно парикмахер уговорила ее на новую прическу, прямой ассиметричный боб, утверждая, что гладкие волосы — это современный гламур в чистом виде. Мэдисон не была в этом уверена, поскольку такая стрижка казалась настоящим квантовым скачком от ее предыдущего короткого афро и требовала куда больше возни, но зато красиво обрамляла лицо.

Высокая обладательница россыпи веснушек на носу и щеках, довольно светлая для чернокожей, Мэдисон была родом из Сент-Луиса, но всегда мечтала однажды перебраться в Нью-Йорк. Мечта сбылась восемь месяцев назад, и это время стало лучшим в жизни Мэдисон. Одной из причин, по которой все складывалось так хорошо, была встреча с Керой Якобсен; та приехала в город через несколько дней после Мэдисон и работала с ней в одной больнице, тоже социальным консультантом. В результате девушки познакомились и вместе адаптировались к новой жизни. Почти ровесницы, получившие схожее образование и не обремененные в данный момент романами, они сблизились. Дружбу укрепили общие интересы: обе упивались новизной нью-йоркской жизни, отдавая должное театру, балету, современному искусству, катанию на велосипедах вдоль Гудзона и прочим радостям.

Но после рождественских праздников все неожиданно изменилось. Ни о чем не предупредив и ничего не объясняя, Кера начала вдруг отлынивать от совместных занятий, раньше доставлявших им обеим столько удовольствия. Когда Мэдисон наконец набралась мужества спросить, в чем дело, Кера отговорилась тем, что в январе предпочитает сидеть дома, в теплой квартирке. Она уверяла, что для нее, прожившей всю жизнь в Лос-Анджелесе, нью-йоркская зима оказалась слишком тяжелым испытанием.

В январе и феврале Мэдисон худо-бедно верила такому объяснению, особенно учитывая, что время от времени им удавалось пообщаться, особенно по вечерам в пятницу и в субботу. Проблема заключалась в том, что встречи происходили нечасто и только по Кериной инициативе. Впрочем, поначалу Мэдисон спокойно воспринимала такое положение вещей. Однако с приходом тепла ничего не изменилось, что поставило под сомнение версию Керы насчет ее поведения.

В конце концов Мэдисон сдалась и больше не пыталась понять, в чем дело, а решила завести новых друзей, в том числе и мужчин. За последние несколько месяцев ее общение в социуме более или менее пришло в норму, и теперь, когда Кера предлагала встретиться, Мэдисон далеко не всегда бывала свободна. Постепенно девушки стали видеться только в больнице в свободное от приема пациентов время, либо, что бывало чаще, за обедом. Эти встречи неизменно удивляли Мэдисон: Кера упорно делала вид, будто все совершенно нормально и ничего не изменилось. А вчера произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее: Кера не явилась на работу. Мэдисон узнала об этом, поскольку к ней направили часть пациентов подруги. Остальных либо распределили по другим консультантам, либо вовсе отправили домой до следующего раза.