Дурной пример заразителен

Кираева Болеслава Варфоломеевна

– Ежели ты лопаешься, я и пожертвовать собой могу. Попробую прошмыгнуть "зайцем", она меня начнёт ловить, отвлечётся. Я... это... свяжу её боем. Тут уж ты не зевай, проходи в кабинку и дуй, только быстро, а то она со мной разделается и тебя в плен возьмёт.

Свяжет боем, в плен. Охоч же этот Вовка до военных слов!

– Она же крупнее и сильнее тебя, это же тётенька! Пинком выгонит и ещё подзатыльник даст, - усомнился я.

– Быстро не справится, я приём один знаю.
– Он ещё ближе придвинулся ко мне: - Расстегну ей на спине лифчик, а если повезёт -

то и стяну. Женщины этого ох как не любят, у них же титьки в стороны расходятся. Пока она собой займётся, я ей все деньги, что она собрала, раскидаю, нехай ползает и собирает. Но это если только ты очень хочешь, крайний случай. Войну ведь придётся объявлять, сам понимаешь.

На моём лице, наверное, отразилось недоверие, потому что Вовка добавил:

– Не сомневайся, я это умею. Когда мать меня в детстве (хм-хм, взрослый какой!) мухобойкой бить собиралась, я ей всегда что-нибудь из одежды портил. Пояс халата выдерну или чулок спущу. Приходилось и лифчик расстёгивать, это вернее всего. Смешно: она меня этой грудью кормила, а чуть не визжит, как девушка-недотрога. Я забираю мухобойку и начинаю ею отмахиваться. А бикини ещё легче расстегнуть, чем бельевой лифчик.

Потом уже, когда мы припоминали этот случай, Вова добавил, что мама чаще всего передавала его отцу - для порки ремнём.

– Ремнём, поди, больнее?

– Тут не боль важна, а принцип. Не должна женщина наказывать мужчину, даже малолетнего. А тем более - какой-то мухобойкой, ставя на одну доску с мухами. С отцом же мы общаемся по-мужски и друг друга понимаем. Он может ударить сильнее - но не ударяет. Я могу заплакать и запросить пощады - но не плачу. Вполне достойное общение двух мужчин. Родись он позже меня и будь моим сыном - точно так же было бы. А женщинам меж нами делать нечего. Бей лучше мух на кухне!

Я представил себе, как Вовка выбрасывает руку и вынимает друг из дружки вложенные колечки, составляющие застёжку верха бикини. Тити, ещё не оголившись, враз расходятся в разные стороны, а он ещё тянет, стягивает с них лифчик. Интересно, крик будет? Или людей догадается не привлекать тётя? А что, если она в ответ ему коленкой наподдаст и быстренько себя в порядок приведёт? И даже если я успею прошмыгнуть "туда", то "обратно" путь будет уже отрезан.

Тут меня кольнуло в пузыре, я потерял самообладание и расплакался. Вот плачу, и всё тут, как Вова меня не успокаивай и на людей вокруг ни кивай.

– Это кто же тут разнюнился так?
– услышал я над собой женский голос, поднял голову. Передо мной (скорее - надо мной) стояла та самая тётка в цветастом бикини, чуть расставив ноги, уперев в бока руки и нимало не стесняясь. Мальцу моего росточка прежде всего бросался в глазёнки обтянутый трусами "нижний мыс", ну, откуда девочки писают. А тити... Наверное, слёзы увеличивают всё в размерах, но очень мощной мне та фигура показалась, целый Голиаф на фоне Вовки-Давида.

– Так это не ты в туалет хочешь, а ты? Что ж раньше не сказал? Малолетних мы пускаем, если они без родителей. Неплатежеспособны. И вправду сильно хочешь? Ну, пойдём, пойдём, - и за плечи меня.

Как

только я понял, что описиться мне не грозит, вернулась способность воспринимать мир. Материя бикини оказалась несвежей, особенно на огромных, с моей кочки зрения, ягодицах. Вовка потом объяснит мне, что материя купальников рассчитана на частое намокание и высыхание, тогда она путём, а если в купальнике просто сидеть сиднем, он грязнится быстрее, чем нижнее бельё, которому доля такая - впитывать. А тут ещё испарения от туалета всякие...

Кстати, тётка не постеснялась выйти в своём бикини "в люди", но никто и внимания не обратил на это. Мало ли кто в чем, тут зырят на прилавки, а не друг на друга. Тут "друг другу" (скорее уж, "враг врагу") люди только ходить мешают, так что чем меньше одежды, тем лучше.

Справив бесплатно острую, как нож, нужду, я повеселел. Интуиция подсказывала мне, что нужно всё-таки чем-то отплатить, сделать тёте приятное. А чем? Только словами - то есть поговорить.

– Спасибо большущее, тётенька! Давно с таким удовольствием не писил!

Это я собезьянничал со взрослых. Скажем, гости, собирающиеся у нас за столом, говорят маме, откушавши:

– Давненько я такой утки не едал!

Или:

– Такой дивный крем в пирожных мне давно не попадался!

И мама опускает глаза - принимает похвалу.

Я же с похожим комплиментом заслужил усмешку:

– Так много не писил или так мощно? А ты дома покопи в себе, помучайся - и не так сладко потом сходишь!

– То дома, а то в гостях, - снова копирую взрослых.
– Тётенька, а вы тут словно дома одеты.
– И вдруг ляпнул: - Не боитесь, что вам кто-нибудь лифчик расстегнёт?

Я не мог, не имел права выдавать Вовку, но в то же время хотел предупредить отнёсшуюся ко мне с добротой о том, на что могут пойти хитрые мальчишки. Так неуклюже вот и предупредил.

Ответ меня удивил.

– Чего там боюсь - уже несколько лет этого жду! Кто расстегнёт, за того замуж пойду. Пока же мужики лишь на титьки мои косят и сдачу оставить норовят.

– А если мальчик расстегнёт?

– Хулиганичик, что ли? Ну-ка, протяни свою ручонку к застёжке!

Я думал, что там очень туго, если ощупать, но вышло иначе. Тётя быстро перехватила мою "граблю", резкое движение - и завёрнутая за спину рука заставила меня ойкнуть.

– Это я вполсилы, - пояснила истая самбистка, отпуская меня, - а ежели как следует заверну, то навек отучу так шутить.

Я посмотрел на Вовку, ожидавшего меня снаружи, но он, видимо, отошёл куда-то и обескураживающего не видел и не слышал.

– А ежели и расстегнёт, - продолжала тётка, - что, думаешь, будет? Вот, смотри.

Она повернулась спиной, завела руки за неё и - да-да! Я сам видел повисшие концы бретелек с колечками. А чашки с титями (она снова повернулась передом) лишь слегка приопустились, даже не могу сказать, что отвисли, и даже в стороны не очень разошлись.

В это время в туалет стали проходить клиенты, и служительница быстро привела одежду в порядок, а мне на прощанье подмигнула.